Нелюбимая - стр. 8
Сейчас смотря с оглядкой на то, что я натворила, и что натворил Герман, напрашивался только один вывод — мы два беспросветных идиота. Ну почему, чтобы осознать свои ошибки, нужно всё разобрать по кирпичикам и оказаться на краю? Хотя, пожалуй, мой муж всё еще многого не понял или понял, но не хотел, признаться в этом.
Осторожно проведя ладошкой по своему животу, я улыбнулась и присела за туалетный столик, чтобы распустить волосы. Я старалась гнать от себя всякие плохие мысли, сейчас они как никогда раньше были очень вредны. Но, черт побери! Арина, во что превратилась твоя жизнь? Как-то Герман сказал, что он любит меня намного больше, чем кто-либо. От этих слов даже сейчас как-то противно и горько становилось на душе. Любит… И это его любовь? Привести в дом любовницу и ради чего? Чтобы показать свою эту пресловутую любовь? Смешно! Только вот вместо того, чтобы улыбаться, больше всего на свете хотелось расплакаться.
Закончив с волосами, я выключила свет и легла спать. Бессонницей я не страдала, поэтому уснула практически сразу же, но ненадолго. Всё было хорошо. Тихо и спокойно, но какое-то странное чувство заставило меня открыть глаза. Я прислушалась к ощущениям своего тела, но с ним всё было в порядке. Взбив подушку, я перевернулась на бок и увидела Германа. Он сидел на моем пуфе в брюках и наполовину расстёгнутой белой рубашке. Свет уличных фонарей освещал лицо мужа лишь наполовину.
— Что…? — я привстала на локтях. — Что ты здесь делаешь?
— Сижу, — тихо ответил Герман.
— Зачем? — я нахмурилась.
— Не спится.
— Так сходи к Ларисе. Думаю, она сумеет тебе помочь решить эту проблему.
Герман едва заметно улыбнулся, но эта улыбка была вымученной. Он глубоко вздохнул и посмотрел в окно.
— Зачем ты сюда пришел? — я села и укуталась в одеяло.
— Я часто прихожу, когда ты спишь, — не отводя взгляда от окна, ответил Герман. — Прости, что разбудил. Я старался быть тихим.
— Зачем ты это делаешь? — спокойно спросила я без какого-либо упрёка. Просто действительно хотелось узнать правду, потому что я совсем запуталась: в нас, наших отношениях, в самой себе.
— Спать не могу. Только рядом с тобой всегда спокойней становится. А так… Одна сплошная бессонница, — Герман перевел свой уставший взгляд снова на меня. Было видно, что он не лукавит, не пытается вызвать жалость.
— У нас могло всё сложиться иначе.
— Ты не захотела.
— Ты не позволил.
— А в этом есть смысл?
— Был.
Герман опустил голову и спрятал лицо в руках. Он мучился, причем не меньше, чем я, но эта его проклятая гордость…
— Я люблю тебя, — вдруг признался Герман. — Всё еще люблю и… Ненавижу себя за то, что делаю. Не знаю, что со мной происходит. Может, я с ума сошел? Иначе объяснить это крайне паршивое поведение я не могу. Понимаю, что ты меня никогда не полюбишь. Понимаю, что ты этого Сашу обожаешь, и по-хорошему было бы просто тебя отпустить, но я не могу, — Герман посмотрел на меня, глаза заблестели от злых слез, челюсти плотно сжались. — Всё пытался понять, чем я хуже этого гонщика? Не такой уж и молодой, пытаюсь всё контролировать. Умом, — он приставил указательный палец к виску, — я осознаю, а вот сердцем, — палец переместился к груди, — полный разлад.