Неизвестный террорист - стр. 49
Ник Лукакис был влюблен в эту женщину, хотя сперва просто завел с ней интрижку. Впрочем, возможно, он с самого начала в нее влюбился. Да, пожалуй, и до сих пор был в нее влюблен. А его жена так ничего и не узнала. Точнее, что-то она всегда знала, но ее знание проистекало из невнятных подозрений, которые легко было развеять, и в итоге превратилось в горькое осознание неизбежности, с которой она ни за что не хотела мириться, а затем и в яростное отчаяние; а однажды жена гневно заявила ему, что все знает, что она всегда все знала, и неужели он думает, что она такая дура? И в этот миг он почувствовал, что весь его мир обрушивается в какую-то ужасающую пропасть, и он все падает в нее, падает, падает, падает до сих пор, но никак не достигнет дна.
Они продолжали жить вместе, наблюдая друг за другом и постепенно становясь чужими; собственно, они смотрели за тем, как умирает их любовь, – так порой глядишь на огромный старый эвкалипт и понимаешь, что он вот-вот рухнет. Для него история с любовницей была уже позади, а для нее еще только начиналась. И хотя тогда она так ничего толком и не узнала, то теперь как бы заново проживала каждый день из тех минувших лет, полных лжи и обмана, а ему пришлось быть свидетелем ее нынешних страданий, и это стало для него поистине суровым наказанием. Эвкалипт, как известно, начинает умирать с кроны; сперва где-то наверху слегка коричневеют края листьев, затем они засыхают, потом кое-где появляются сухие ветки, но дерево еще живет, и все уверяют друг друга, что оно еще сумеет выправиться, что все будет хорошо, что это просто из-за жары или каких-то погодных неприятностей – во всяком случае, до смерти столь мощного, кажущегося вечным дерева далеко. Но как только их брак затрещал по швам, Ник Лукакис сразу понял: дело плохо.
Каждый день увядали и умирали какие-то мелкие детали их семейной жизни – милая шутка, удовольствие от интимной близости, приятное воспоминание. Ласки оставляли ощущение мертвой листвы. Разговоры незаметно умолкали сами собой. И в итоге у могучего дерева не осталось ничего, что могло бы оживить его ствол живительными соками, поднимающимися от корней к ветвям, и, в свою очередь, дать этим сокам заряд солнечной энергии, которую впитали ветви, веточки, листья. Ничто уже не смогло бы удержать жизнь в этом, с виду еще здоровом, стоящем прямо, огромном дереве, ибо внутри у него одна пустота: там все сгнило и умерло – вот как видел теперь свой брак Ник Лукакис.
А еще он понял, что долгое время его жизни было свойственно нечто такое, что он теперь мог бы назвать невинностью. По вечерам он обычно дожидался, пока все его семейство уснет, а потом тихо бродил по коридору небольшого домика, заглядывая в каждую спальню и радуясь тому, как спокойно родные спят, чувствуя себя в безопасности, как им тепло и уютно. Иногда он заботливо укрывал их, подтягивая сбившееся одеяло, нежно и легко целовал в лоб и испытывал при этом невероятную благодарность. Лишь после этого он ложился спать, но утром непременно вставал раньше всех, чтобы уже сидеть на кухне, прихлебывая кофе, и смотреть, как они, сонные, растрепанные, начнут по очереди туда забредать, а он будет ими любоваться, удивляясь, как это ему была дарована такая великая радость.