Неистовые джокеры - стр. 35
– Ах ты моя драгоценная! Таким образом ты пытаешься скрыться от своей собственной души? Глупышка. Тебе следует впустить в себя ненависть, лизать ее, глотать ее, купаться в ней. Я даю тебе уникальную возможность отомстить. Отплатить болью за твою утрату. А когда все будет кончено, я дарую тебе свободу, которой ты так жаждешь. Ты должна благодарить меня.
– Я превращаюсь в чудовище, – пробормотала Рулетка.
– Что я слышу? Это сомнение? Тогда задави его. Вина – самое разрушительное чувство. Оно ослабляет тебя. Видишь ли, сомнение может привести к предательству, а ты ведь знаешь, как я поступаю с теми, кто предает меня. Я отдаю тебе Тахиона, хотя желал бы убить его собственными руками, так что немедленно прекрати скулить – как близка ты была к гибели и какой я негодяй, что заставляю тебя убивать. И даже не помышляй о том, чтобы пойти на попятный. Мне некогда разбираться с добрым доктором самостоятельно – пришлось даже Черепаху препоручить Бесу с Инсулин, – поэтому я буду очень недоволен тобой, если мне придется снова добавить Тахиона в список моих дел на сегодня. Удовольствие не пойдет ни в какое сравнение с последствиями, можешь мне поверить.
– Не думаю, чтобы вами двигало великодушие. Мне кажется, вы просто его боитесь. Потому и поручаете его мне.
Эти слова вырвались у нее, и она сразу же поняла, что зря произнесла их вслух: Астроном налетел на нее, и его скрюченные пальцы сжали ее челюсть, словно тиски.
– Ты назвала меня трусом, моя маленькая убийца?
На его лице застыла дьявольская гримаса.
– Нет, – пискнула женщина еле слышно.
– Хорошо. Мне не хотелось бы думать, что ты относишься ко мне без должного уважения. А ну живо! Рассказывай мне о Плакальщике.
– Нет!.. Я не могу… не могу пережить это заново.
С высоты своего роста она видела макушку его лысеющего черепа, покрытую редким пушком и усыпанную коричневыми старческими пятнами.
– Тогда получай!
И воспоминания нахлынули на нее с новой, ужасающей силой. Жуткое бесформенное нечто, копошащееся между ее ног, – таков итог бесчисленных часов мучительных схваток. Чудовище настолько безобразное, что даже медсестры брезговали взять его в руки.
– Хорошо, хорошо! Он… он ужасно мучился.
– А лицо, какое у него было лицо? Он должен был смотреть на тебя.
– Грустное. Как у озадаченного ребенка, который не может понять, за что ему делают больно.
Слезы осколками стекла подступили к горлу.
– Тебе это нравилось?
Его свободная рука сомкнулась на ее левом плече, и Астроном заставил ее опуститься перед ним на колени. Женщина почувствовала, как кровь пропитывает подол юбки, липнет к голым коленям.