Недо… (рассказы). Ради карнавала - стр. 20
– Придется тебе меня верхом на себе тащить… Справишься?
Я кивнул. Мелкий закашлялся, на губах выступила кровавая пена. Отдышавшись, он продолжил:
– Тащи поближе, чего добыл… После будешь ловить кого… смотри, только живьем… Я тогда скорее на поправку пойду… глядишь, за неделю оклемаюсь… Были б мои раны обычные, без колдовства ее черного, я бы сейчас тебя взапуски обогнал бы. А так… Веревку неси… вокруг тебя обвяжу…
Новый приступ кашля.
– Держаться… буду… и еще… перец… следы… отбить…
Смекнув, о чем речь, я кинулся к избушке. Веревку сдернул во дворе, на ней старуха время от времени сушила нехитрую свою одежку, и потащил к мелкому. Пара тряпок все еще болталось, но это вышло даже кстати. Брат старательно замотал мне лоскутом ткани нос, чтобы я его не обжег, когда найду, что искал.
Сбил я носом задвижку, ворвался в избушку, посбрасывал всю утварь, узелки, посуду на пол. Куль с мукой тут же треснул по швам, и белое облако взметнулось до потолка. Вскоре почуял я, что, несмотря на намотанную тряпку, в нос вонзаются тысячи иголок. Глаза тут же начали слезиться. Второпях, прижмурясь, схватил ближайший узелок и поволок к выходу. Через пару шагов понял, что внутри, похоже, ромашка. Чертыхаясь, выплюнул, вернулся. Начал медленно, пытаясь не обращать внимания на нарастающий зуд в носу, тыкаться во все мешочки по очереди. Прикоснувшись к очередному и осторожно втянув воздух, чуть не завизжал, не сдержавшись. Если верить носу, внутри находилось адское пламя. Вдохнув напоследок поглубже, схватил узелок зубами и, стараясь не дышать, рванул к выходу. На свежем воздухе стало полегче, но все равно, как донес узелок, помню плохо. Упал без сил возле мелкого. Нос жгло огнем, я все время отчаянно чихал. Нескоро туман в голове рассеялся, глаза перестали слезиться, и я снова смог нормально дышать. Начали возиться с веревкой. Наконец, брат неуклюже, с пятой попытки, навалился мне на спину, и я потопал в чащу. Как мог быстро, но не так быстро, как нам хотелось бы. По настоянию мелкого мы покружили, держась на расстоянии от избушки, сделали несколько петель, рассыпая перец. Наконец брат сказал, что пора двигать к дому и впал в забытье. Впрочем, в веревку он вцепился крепко, как будто – отпусти ее – и жизнь кончится. Хотя, пожалуй, так оно и было.
Следующие несколько дней были самыми тяжелыми в моей жизни. И в волчьей, и в человечьей. На дневных стоянках прятал я мелкого под лапами здоровенной сосны, или среди бурелома. Или просто выкапывал неглубоко, сколько было сил, лунку в земле и прикрывал брата ветками и комьями земли. На солнце, ему, понятное дело, находиться было никак нельзя. А сам шел добывать еду, еле передвигая лапы. Хорошо места были изобильные, зверья попадалось много, и все какое-то непуганое. Однако даже при таком раскладе спать мне приходилось часа два-три в сутки. На десятый день я уже мечтал, чтобы нас догнали, и все закончилось. Но Бог не выдал и свиньи, а точнее, старухины сородичи, не нашли и не съели.