Нечистая сила - стр. 2

– Выпей виски! – промолвил наконец Смит, выпуская изо рта клубы дыма. – Шотландский стоит на столе, а если хочешь ирландский, так достань из шкафа.

– Нет, спасибо, я тренируюсь перед гонкой, и потому ничего теперь не пью, – ответил Гисти. – Я тоже во время экзаменов ничего не пью, – сказал Смит.

Гисти наклонил голову в знак одобрения, и они снова замолчали.

– Скажи, пожалуйста, Смит, ты знаком со студентами, живущими этажом ниже? – вдруг спросил Гисти.

– Как тебе сказать! – ответил Смит. – При встрече раскланиваемся, иногда разговариваем, но близко не знакомы.

– Гм! – пробурчал Гисти, – и правильно делаешь. Не советую тебе с ними сходиться. Собственно, против Монгаузеном я ничего не имею.

– Это который? Худой, бледный?

– Да, против него, повторяю, я ничего не имею. Но дело в том, что нельзя быть с ним знакомым, чтобы не познакомиться с Бэллингеймом.

Смит поднял брови и удивленно посмотрел на товарища.

– Тебя это удивляет? – спросил последний. – По чистой совести тебе говорю, не дай Бог иметь дело с этим господином.

– Да отчего же? Что он пьяница, картежник, хвастун? Ты, кажется, раньше не был так строг к этим людским слабостям?

– Ну, значит, ты совсем его не знаешь. Неужели ты не замечал, что в его лице есть что-то демоническое и гадливое? Стоит мне встретиться с ним, чтобы на весь день испортить себе настроение. По-моему, он или до мозга костей пропитан пороком, или страдает от увеличенной печени. И в то же время он очень неглупый господин. Говорят, он чуть ли не самый способный студент в университете.

– Медик или филолог?

– Восточник. Недавно мой хороший приятель Чиллингфор встретился с ним в Индии. Поверишь ли, он и там сумел акклиматизироваться и приводил всех туземцев в дикий восторг. Они готовы были целовать ему руки, ноги и оказывать божеские почести. С арабами он говорил, как урожденный араб, с евреями на чистом еврейском языке, даже с индусами объяснялся совершенно свободно. В самых диких и пустынных местах Индии, на высоких уединенных скалах сидят закоренелые буддисты отшельники, проводящие жизнь в самосозерцании, стремящиеся добиться вечного покоя в Нирване. Они избегают людей и, если кто-нибудь осмелится приблизиться к ним, плюют ему в лицо. Но мой приятель был очевидцем, как эти фанатики встретили Бэллингейма. Едва он приблизился к ним и успел открыть рот, как они, дрожа всем телом, вскочили со своих мест и пали перед ним ниц. Бэллингейма же такое поведение нисколько не удивило. Он принял это как нечто должное и разговаривал с ними, как повелитель. Не правда ли, нельзя не подивиться таким успехам молодого студента, да еще первокурсника?