Размер шрифта
-
+
Неболочь - стр. 3
Это дом наш впряжён в межсезонье, вправлен окнами наперечёт,
Где по стёклам, как слёзы бизоньи, упомянутый иней течёт.
Обрывая с доски объявления о продаже участков, домов,
Телефоны доверья, растленья, ветер воет, как чёртов альков:
«Я могу одиночно и цугом, куннилингус люблю и анал,
Проживаю совместно с «подругой», у которой есть Тур Хейердал»…
Раздосадован кореш в Паттайе, перепутав: «она» и «оно».
О любви (устремление к тайне равносильно сползанью в г…):
«Отпусти, – говорю, – раз ошибся… Не хозяйское дело жалеть
Двести долларов…» (гнётся крушина под окном, так, что больно смотреть).
Оглупело грустя по России, жизнь жуя, как зелёный бетель,
К натуральной селянке, осилив тёмный страх, забираюсь в постель.
Трава
Прибились в стан моих богов – не к стае лебедей —
Остатки зимовальных снов. Я помню, хоть убей,
Дождь, долгопрудье берегов, кликушество травы.
Как пионер – всегда готов – трава «идёт на вы».
Пока сальерствует во тьме луна, как пиала,
И мысли-айсберги в уме всплывают добела,
Трава плетёт свои права, топорщится и пьёт
Росу – и кругом голова, как на лугу осот.
Кривая неболочь ночи, ромашки на юру…
Я подберу к траве ключи. Когда? Когда умру.
В облезлом черепе – трава, трава целует крест,
С травой рифмуются дрова… Чистилища ликбез.
Теперь я понял, почему смерть завсегда с косой:
Косить зелёную кайму за лесополосой.
Нострадамус
Сырчат лёд, половинчат апрель… Нострадамус – ночное страданье:
Иногда завывает метель, словно поезд идёт с опозданьем.
Обожаю последний вагон: нет вестей от друзей, от подруги,
Обижаются створки окон – только блики бегут по округе.
Нерыдальное время моё, рыба мрёт по реке от замора,
Ощетинилось волком жнивьё на мерцание глаз семафора.
Молвил в гости зашедший сосед: «Я молюсь умереть без мучений…»,
Но у времени времени нет для тщедушных его песнопений.
«На Прилепкино», – здесь говорят, разумея погост поселковый…
Раболепно губёшки дрожат, за похмелье целуя целковый.
Страх: во сне хорошо умирать, будто не было жизни в помине,
Я не стану земельку копать да кропать богомерзкое имя
На дощечке. Жил-умер… цифирь, что размоется снегом, дождями…
Взял бы, что ли, убожец, псалтырь да сходил, крестик выправил маме.
Сдохнешь быстро, раз грезишь о том! Плесневеют дороги, как яства…
И супругу пригробишь колом на такую же раннюю Пасху.
Станционный смотритель
«Молчали жёлтые и синие, в зелёных плакали и пели…»
Не называй меня по имени, пока грачи не прилетели.
Станционный смотритель вошёл, проще – стрелочник (русский язык?),
Словно Пушкин поджарил глагол и обжёг им всеядный кадык.
На столе – быстрый мельк поездов, за окном – намывная звезда,
Страница 3