Неандертальский параллакс. Люди - стр. 23
У Мэри голова шла кругом.
– Но зачем? Почему это так важно?
– Если портал между двумя мирами откроется снова, – сказал Кригер, – наш мир будет посещать большое количество неандертальцев.
Мэри прищурилась:
– И вы хотите… как-то их дискриминировать?
Кригер покачал головой:
– Ничего подобного, уверяю вас. Но нам нужно это знать для целей иммиграционного учёта, для оказания соответствующей медицинской помощи и так далее. Вы ведь не хотите, чтобы находящемуся без сознанию пациенту дали не те лекарства только потому, что доктор не смог определить, неандерталец он или глексен.
– Но ведь для этого достаточно посмотреть, есть ли у него имплант-компаньон. Понтер говорил, что в его мире все носят такие.
– Ни в коей мере не хочу бросить тень на вашего друга, профессор Воган, но мы знаем об этом исключительно с его слов. В своём мире он с тем же успехом может оказаться условно освобождённым преступником, а эта штуковина – следящим устройством, которые носят лишь преступники.
– Понтер не преступник, – возразила Мэри.
– Тем не менее вы, несомненно, понимаете, как полезно было бы иметь свои собственные, независимые методы для определения вида, к которому относится то или иное лицо, не полагаясь на сведения, известные нам лишь с чужих слов.
Мэри неуверенно кивнула. Это вроде бы имело смысл. И кстати, был ведь прецедент: канадское правительство уже приложило массу усилий для того, чтобы сформулировать, кого считать индейцем, а кого – нет, для правильного распределения пособий и льгот. И всё же…
– Но ведь нет оснований полагать, что портал когда-либо откроется снова? То есть должны же быть какие-то основания так считать, разве нет? – Она была бы счастлива увидеть Понтера снова, но…
Кригер качнул головой:
– Нет. Но наша политика – быть готовыми ко всему. Буду с вами честен: я признаю́, что внешность вашего мистера Боддета, скажем так, весьма характерна. Но можем ли мы быть уверены, что не существует неандертальцев с менее выраженными характерными особенностями, которые способны раствориться среди людей нашего вида?
Мэри улыбнулась:
– Вы говорили с Милфордом Уолпоффом[6].
– Говорил. И с Иэном Таттерсалем[7], и практически с каждым специалистом по неандертальцам. Похоже, консенсуса насчёт того, насколько сильно неандертальцы отличаются от нас, не существует.
Мэри кивнула; это, несомненно, было правдой. Некоторые, как Уолпофф, считали, что неандертальцы – это лишь ещё одна разновидность Homo sapiens – в лучшем случае раса, если этот термин всё ещё имеет хоть какой-то смысл, и, несомненно, относятся к одному виду с нами. Другие, подобно Таттерсалю, придерживались противоположной точки зрения: что неандертальцы – это отдельный биологический вид, Homo neanderthalensis. Пока что все генетические исследования свидетельствовали в пользу последней гипотезы, однако Уолпофф и его последователи полагали, что немногие имеющиеся образцы неандертальской ДНК, включая 379 нуклеотидов, которые Мэри сама извлекла из типового экземпляра в Rheinisches Landesmuseum, либо были нехарактерными, либо неправильно интерпретировались. Данный вопрос, без преувеличений, был одним из самых спорных во всей палеоантропологии.