(не)жена для олигарха - стр. 9
Но опаздывает. Клич брошен самой Никитичной! Поэтому люди добрые поднимаются из-за столов, смыкают ряды. Кажется, подзабыл Демидов, что сейчас — не крепостное право, и пусть у нас народ бедный и удобства на улице, но мы гордые и привыкли встать друг за друга стеной. На том наше село уже сколько лет держится.
Чего там просил господин-олигарх? Традиций? Национального колорита? Кажется, сейчас тебя покажут, Ваня, древнюю русскую традицию — драка на свадьбе.
Потасовка выходит знатная.
И пока наши селяне гоняют мажоров вокруг дома, Федосей запрыгивает на капот одной из машин — они на двух приехали — и топчет его вовсю, нещадно портя дорогую краску своими когтями. Выглядит он немного-немало, как предводитель народного бунта, бессмысленного и беспощадного.
Селяне загоняют богатеев в их дорогие тачки и радостно улюлюкают. Но Демидов последнее слово оставляет за собой — высовывается в окно и орёт:
— Вы у меня ещё попляшете! Ой попляшете! По-настоящему! Я ваше дерьмовое село с говном смешаю! Бульдозером сравняю! Вы ещё попомните, твари, как над Иваном Демидовым глумиться! В ногах ползать будете!
Дорогие машины, ревя моторами, наконец, срываются и уносятся прочь, и вот тогда-то бабушка падает, как подкошенная, и рыдает безутешно и горько. Должно быть, ломается внутри у неё пружинка, которая заставляла всё это время держаться и паясничать.
Вылетаю из дома белой птицей, мчусь, путаясь в длинных юбках, падаю рядом, обнимая единственную и драгоценную. Она поднимает руку, кладёт сухую шершавую ладонь мне на щёку и прижимает голову к своему лбу.
— Эх, Сашка-Сашка, — бормочет она, между всхлипами, — делов мы тут натворили. Чую, аукнется нам. Ой, аукнется.
Я не хочу думать — чем, как и когда. То, что во власти Демидова воплотить все его угрозы, — я даже не сомневаюсь.
К нам подходит Василий, поднимает бабушку с колен:
— Что ж вы, Вера Никитична, себя не жалеете! — и ведёт в дом.
Я плетусь следом.
Соседки разбредаются по двору — убирают разор, который натворили тут, когда гоняли мажоров. Надо бы помочь, но я не могу.
Сил нет. Из меня словно душу вынули, а тело прокрутили в стиральной машинке, измочалили, измордовали.
Я не знаю, сколько так сижу. На краю сознания ощущаю, как подходит Василий и набрасывает мне на плечи свой пиджак.
— Замерзла же! Так и простыть недолго! — беззлобно ворчит он.
А моё состояние прострации и не думает прерываться. Смотрю на суетящихся людей, на втоптанные в грязь цветы и порванные венки… и будто ничего не вижу.
Кажется, солнце уже выбралось в зенит и вовсю жарит.
А мне всё равно.