Не верь. Не бойся. Отомсти - стр. 29
Вечером в мессенджер сыплются десятки фотографий, на которых все мои красавицы с идеальными пучками и в пышных юбках всех цветов радуги. Счастливые и перемазанные мороженым. Не знаю, чем они там занимались, но Боне я со слезами на глазах отправила столько сердечек, что он пригрозил – ещё одно и он выезжает. Пришлось тормознуть: я женщина замужняя и больше одного любовника не потяну.
Со вторым кружком, который я начала вести, чтобы не спятить окончательно, ничего не получалось. Серьёзно живописью я не занималась никогда, ни одного знакомого, кто бы мог нарисовать хотя бы дерево, не знала, кидать клич по социальным сетям не рискнула: со всеми последними событиями я опять перестала их вести и, по правде, выдохнула. Вариант оставался лишь один. Утром следующего дня я, трижды выдохнув и ни разу не вдохнув, звоню Елене Анатольевне Покровской.
– Здравствуй, Вера, – отзывается доброжелательно. – Не решалась тебя беспокоить. Как твое самочувствие, милая?
Глаза от слез щиплет, ответ блею:
– Здравствуйте. Ничего, выздоравливаю.
Не удерживаюсь и всхлипываю.
– Вера, – вздыхает Покровская в трубку.
Столько сочувствия в одном обращении, что приходится сбросить вызов, чтобы она не услышала мою истерику.
Эту холодную и сдержанную с виду женщину с идеальной осанкой и манерами королевы миру послали ангелы, не иначе. Миру и кажется, мне лично.
Она приняла меня сразу же. Впустила в свое сердце, открыла дверь в свою семью, угостила чаем с печеньками и не отвернулась даже тогда, когда я ушла, оставив грязную чашку на столе и не поблагодарив за гостеприимство. Фигурально выражаясь, разумеется. Официальную причину нашего с Покровским разрыва она знала. Когда Ярослав привёл знакомить меня со своим отцом, не выказала даже удивления. Едва остались наедине, уверила, что понимает. Обняла, утешила, вытерла мои слёзы. Долго рассуждала о том, как сложна жизнь. Мне повезло больше: Ярослав в тот вечер получил хороший хук с правой от моего будущего свекра. На «торжественную» роспись решили не звать никого.
Продолжать общение с Покровской мне было стыдно, но бросить то движение в поддержку сирот, которое мы с её сыном вывели на совершенно новый уровень в нашем городе, я не могла. Ответственность перед малышами, к которым привязывалась все крепче, давила посильнее мук совести и вскоре звонки трижды в неделю стали нормой.
Успокаиваюсь и перезваниваю.
– Прошу прощения, расклеилась, – пытаюсь говорить бодро противно дрожащим голосом. – На живопись никого не нашла, так не хочется подводить детей. Не знаю, что и делать…