( Не) Установленное отцовство - стр. 11
— Моё тело помнит его, — кровь приливает к щекам, когда я вспоминаю губы Алекса на шее, его жадные пальцы, терзающие моё лоно. Горячее прикосновение члена, рвущегося внутрь меня.
— Что про детей сказал?
— Хочет записать их на себя.
— Знаешь, кызы... — Фати берёт меня за руку, и я кладу ей голову на плечо. К моей матери вернулась память, но не разум. Поэтому Фати стала для меня второй мамой. — Я сегодня увидела Алекса и призналась себе, что хочу вернуться к нему. Я же тогда из женской солидарности психанула. У нас с тобой, сама знаешь, судьбы похожи. Но Алекс был хорошим хозяином. Дурил, конечно, но это из-за вседозволенности.
— А Юлю он тогда от вседозволенности на столе разложил?
Фати толкает меня плечом.
— Юля твоя та ещё провокаторша. Будто сама не знаешь.
— Я бы хотела её увидеть. Но даже не знаю, где искать.
Смотрю на часы — через полчаса приедет Алекс, а я сижу на полу и вспоминаю, как бывший муженёк меня лапал.
Фати подливает масла в огонь:
— Геля, ты живёшь прошлым! Кончай дурить. Алекс такую школу прошёл. Старых ошибок не повторит.
— «Воровка никогда не станет прачкой»[1], — поднимаюсь и, напевая, приколачиваю крючок за крючком.
Звонок в дверь оглушает, но ещё громче стучит сердце:
— Скажи ему — меня нет! Заболела, умерла, вышла в астрал и не вернулась.
Помогаю Фате встать, и, захватив молоток, смываюсь в комнату.
— Не дури, кызы! — несётся мне вдогонку.
— Уехала скажи! С хахалем!
В комнате холодно. Окно вроде закрыто было. Бросаюсь к нему — открыто! Срочно решётки и современные замки на все рамы и двери поставлю. Щеколда на старой —достаточно поддеть ножом. Хлопает входная дверь. Бегу к выключателю и вырубаю свет. Ныряю под стол. Детский сад, но если Фати не спалит меня, то, может, и прокатит. Высовываю руку наружу и забираю бутылку. Всё! Я в домике. Пью из горла и трясусь как заяц. Слышу, сыновья несутся по лестнице. Собака заливается колокольчиком. Ну конечно, а я-то думаю, кого не хватает в этом хоре голосов. Мальчики, не подведите!
— Вы к маме? — Борис сообразительнее Глеба, но беспечнее. Безоблачное детство в Германии не прошло даром. — Её комната здесь. Только постучитесь…
— А вы кто вообще? — Глеб более бдительный.
— Ай! — вскрикивает Алекс. — Милый пёсик. Как его зовут?
— Зорькой мама назвала, — Глеб явно не намерен пускать Алекса в мою комнату. — Так кто вы?
Небеса, кто-нибудь там успокойте собаку!
— Ты ещё спроси: «Чьих будешь?» — смеётся Алекс. — Молодец, пацан. Глеб? Ведь правильно?
— Правильно будет, когда назовётесь, — бычит Глеб.
— Алексей Чернов. Может слыхал?