Не только Евтушенко - стр. 2

Душонка, обремененная трупом, – обозвал человека великий раб Эпиктет.

Душонка мышонка. Душонка в мошонке. Душонка-тушенка.

Тушеная душа в консервной банке на полочке колумбария.

За душу не скажу, а физическую расчлененку на благо медицине предпочел бы, чем гнить на кладбище или дергаться в печи крематория. В Швеции практикуют уже экологические захоронения, но досюда дойдет, когда рак свистнет. Брок Елгарт, наш безнадежно больной гепатитом С приятель, является однажды к нам: «Я – с мамой» – и водружает на стол коробку, а в ней урна с прахом его матери, которая помимо пепла, оставила ему острое чувство вины за детские и юношеские прегрешения – реальные или мнимые, не знаю. Моя тоже посмертно ела меня поедом, покуда не сочинил про нее рассказ «Умирающий голос моей мамы», который все, знакомые и незнакомые, моего сына включая, осудили за надругательство над ее памятью, а был это крик измученной совести и неизреченной любви. На что я никогда не был способен, так это на «ума холодных наблюдений», зато «сердца горестных замет» – под завязку.

Теперь вот та же история у Лены Клепиковой, хотя в данном случае все наоборот и это у покойницы должно быть чувство вины перед психически искалеченной дочерью, но там не докричишься – ни до живой, ни тем более мертвой, а теперь и из могилы ей нервы треплет, а у той и без того железенка не в порядке. Независимо от того, какими были в жизни, – злобные, мстительные, ненасытные мертвецы. Как в той суре: «Полна ли ты стала?» – спрашивает Бог геенну преисподней. И та отвечает: «Нет ли добавки?» Я и есть в перспективе – недальней – добавка. Неужто и я, став мертвецом, буду тревожить чей-то покой? Пока что вот прибыл живым – к покойникам.

Мой круг убывает. Как будто Луна убывает.

Мне тоже интересней среди мертвецов, чем среди живых, наши мертвые у нас в крови – вот почему я начинаю там, где все кончают, на место пролога ставлю эпилог.

Кстати ли, не кстати ли,

Только вспомнил я:

Здесь мои приятели,

Там мои друзья.

Даю стиховые цитаты без ссылки, пусть читатель сам гадает, какая чья.

Мне для моего группового портрета шестидесятничества на фоне России, где поэт – больше, чем поэт (был), пусть и называется если не по самой яркой, то по самой, что ли, резонансной, знаковой фигуре – «Не только Евтушенко. Ночной дозор. Групповой портрет на фоне России», – не так уж и важно, кто что сказал, да и главы, поименованные в честь моих персонажей/персоналий, по авторскому замыслу составлены так, чтобы сквозь них просвечивало, проглядывало, выглядывало время. Ну да, палимпсест: все они – нет, все