Не рычите, маэстро, или счастье для Льва - стр. 16

«Королева Ирина Ильинична, тридцать пять лет. Родители погибли. Из родственников бабушка. И сын, Александр, четырех лет». Олеся заморгала. На нее с фотографии смотрел Лева. Только совсем маленьким. Те же зеленые глаза, знакомый ехидный прищур. Губы. Вот ничего маминого в этом мальчике не было.

ООООООО….

Посмотрела на Леву. Может, он так завелся, потому что сообразил. Но, судя по всему, она слишком многого хотела от мужчины.

Оооооооо.

- Слушай, какая замечательная детская фотография, - кивнула она на телефон. – Одно лицо практически.

- Олесь. При чем тут я? – Лева бросил взгляд на фотографию. – Это сын писательницы.

- Мда? А тебе он никого не напоминает?

- Слушай, я уже запутался, кто мне кого в этой истории должен напоминать. Говори прямо. Пожалуйста.

- Ну, на мой взгляд, тебя можно поздравить со счастливым отцовством.

- Что?

Вот Лева уронился в кресло. Через мгновение подскочил. И заорал, да так, что все задрожало:

- Слушай. Бред же! Ты слышишь, что ты говоришь!!!

- Очень похож. Посмотри.

- Это. Полный. Бред! – Лева взял себя в руки и стал говорить холодно р отрывисто, бросая на Олесю взгляды-кинжалы. – Этого просто не может быть. Ты представляешь себе, какой бы это был хайп. До неба просто. И потом – мне никто ничего не сказал.

- Скорее всего, так оно и есть, Лева, - поднялась Олеся. – Хотя у нее в это же самое время мог быть в любовниках еще один зеленоглазый красавец с твоими чертами лица. Я ж не спорю. Вполне.

- Олеся! – рявкнул певец.

- Тебе виднее, - она примирительно вскинула руки, но уже выходя из комнаты, не выдержала и промурлыкала. Еле слышно. Но Леве должно было хватить:

- Но оказалось, что она беременна с месяц.

А рокк-н-рольная жизнь исключает оседлость…

И вышла, вдохновленная замечательным рычанием.

…

Ночь.

Он играл до изнеможения, сам не понимая, что рождается под пальцами и как это звучит. Бред-бред-бред – злились ноты. Бред-бред-бред – билось в голове.

А потом он замер под умирающие звуки рояля, как будто споткнувшись. Пианино на кухне. На улице Глухая Зеленина. Чуть ли не «Красный октябрь». И если оно расстроенное. Он вспомнил себя… Сколько ребенку? Четыре?

Четыре года.

Музыка как чудо. Музыка как игра. Музыка как сказка, о которой всегда не получалось рассказать родителям. Некогда. Потому как у них гастроли, репетиции. Два пианиста.

И что бы с ним было, если б звучало фальшиво? Он до сих пор воспринимал любой звук мимо как физическую боль. И если Олеся права, то… этот мальчик.

Он вскочил. Заметался по репетиционной, чуть не снес стойки с микрофонами, в последний момент перехватил, поставил на место.