Не прощаюсь с тобой - стр. 13
…Смолк оркестр – и публика ринулась в гардероб. Я походила по фойе, набираясь решимости. Почему-то казалось, что во второй раз мне уже ни за что не отыскать его гримёрную. Да и зачем мне идти туда? Смешно и стыдно…
Но ведь он сказал: «Заходите!»
Отодвинула портьеру кулис – и сразу увидела его! Он улыбнулся и пошёл мне навстречу, как будто ждал меня… На нём красная водолазка и тёмный костюм. Ему очень идёт красное – его бледному лицу и чёрным волосам. Он был очень красив в эту минуту.
– Подождите меня у служебного входа, я скоро выйду, – сказал он.
Я стояла неподалёку от служебного входа и смотрела на его портрет. Свет фонарей и тени деревьев пробегали по нему, и лицо на портрете то ласково хмурилось, то улыбалось…
Он не заставил себя долго ждать. Легко, по-мальчишески выбежал из ярко освещённой двери, с синей аэрофлотовской сумкой, перекинутой через плечо, взял меня под руку, и мы пошли по Цветному бульвару к Самотёке.
– Я всё прочёл, – сказал он. – Спасибо вам.
Я быстро взглянула на него – он улыбался.
– А ведь я помню тебя! – неожиданно сказал он. И столько тепла было в его голосе, и в том, что он перешёл на дружеское «ты», что сердце моё дрогнуло и оборвалось. – Я очень хорошо помню тебя. Но ты тогда была посветлее…
– Просто выгорела на солнце…
– А ты знаешь, что я ещё помню?.. «Я пишу тебе письма, я пишу тебе длинные… Опускаю их в ящик, холодный от инея…» Согласись, что у меня хорошая память.
– Потрясающая! – сказала я. И, как ответ на пароль, прочла: «Я карманный вор. Я король карманных воров. Я богат и счастлив. Я почти что счастлив…»
– Жаль только, что никто в кармане не носит сердца, – закончил он.
И я едва удержалась, чтобы не сказать ему то, что хотела сказать ещё три года назад…
Подошли к Самотёке. Площадь была пуста, и мы перешли её на красный свет.
«Значит, он действительно всё помнит, ничего не забыл…»
У входа на Самотёчный бульвар – огромная лужа, целое озеро. Мы свернули на боковую аллею.
– Мой любимый бульвар, – сказал он.
Нигде ни души. Только жёлтые луны фонарей среди тёмных деревьев, да похрустывает ледок под ногами. И мой локоть поддерживает тёплая, сильная рука Енгибарова. Я даже сквозь пальто ощущаю её тепло.
– Ну, как я сегодня работал? – спрашивает он.
– Просто замечательно! И так много… Больше всех в спектакле. И так каждый вечер?
– Сегодня – и ежедневно! – улыбнулся он. – Но это не страшно. Всё-таки меня здорово подлечили. Видишь, как я поздоровел?
– Да, вы возмужали…
– В прошлом году болел долго. Полное истощение нервной системы. Пятьсот спектаклей дал за год, представляешь? И много писал, – добавил он как бы в скобках. – А что тебе понравилось больше всего?