Не пойман – не тень - стр. 3
Но вот что интересно – кто из нас лучше? Он, лживый конструкт, искусно спрятанный под безупречно выглаженным костюмом, или я – не нуждающийся в оправданиях? Он долго строил себя, возводил свою личность, словно тщательно рассчитанную модель, где каждое движение, каждое слово и даже выражение лица имели точную цель. Но я знал, что, когда Он смотрел в зеркало, там отражалось не то, что видели остальные. Ему приходилось убеждать себя в собственной реальности, в том, что этот образ, созданный годами, действительно принадлежит ему.
И знал ли Он, что этот образ ненастоящий? Конечно, знал. Пусть и не признавался даже самому себе. Где-то глубоко, под слоями тщательно возведённой иллюзии, внутри Него росло осознание, что за всей этой выверенной оболочкой скрывается пустота.
Остановка перед дверью многоэтажного дома сопровождалась напряжённой тишиной. В этой части города словно вымерли звуки – исчезло привычное гудение машин, затихли голоса, даже ветер замер, опасаясь нарушить зыбкое равновесие. Свет фонарей дрожал, вырывая из тьмы куски пространства, прежде чем вновь провалиться в густую черноту. Казалось, кто-то, притаившись, наблюдает, не моргая, следит из-за оконных проёмов, из щелей между этажами, из самого воздуха.
Ручка подъездной двери встретилась с прохладной кожей, не встретив сопротивления, словно пространство уже решило – вход разрешён. Дверь поддалась слишком легко. Будто кто-то оставил её открытой. Или, может, этот дом давно привык впускать чужаков, растворяя их в своих бетонных недрах. Люди здесь запирали двери, но оставляли открытыми окна. Закрывали окна, но забывали, что тьма может просачиваться сквозь стены, а когда отводишь взгляд, она уже стоит за спиной. Они верили, что зло живёт где-то далеко, в чужих кошмарах, в новостях, но никогда не здесь, не за их собственной дверью.
Граница между улицей и подъездом исчезла, когда тело плавно скользнуло вперёд, словно преграды никогда не существовало.
Глухая духота подъезда накатила волной, пахнущей пыльным бетоном, затхлостью, старым никотином, но под этим таился ещё один запах, почти незаметный, но цепляющий на подсознательном уровне – что-то прелое, забытое, будто воздух хранил в себе остатки чьего-то сгнившего дыхания.
Подъём по лестнице происходил без спешки. Лестница, казалось, затягивала, ступени скрипели едва слышно, будто что-то в них ворочалось, следя за каждым шагом. Движение оставалось беззвучным, но ощущение присутствия не исчезало – дом уже знал, что гость здесь.
Этот дом не дремал, он жил, насторожённо затаившись, будто прислушивался к шагам, запоминая их, вбирая в себя каждое движение, словно размышляя, стоит ли впустить или сдержать за гранью своего безмолвного, но наполненного присутствием пространства.