Не говори мне хватит - стр. 3
Сжав губы в тонкую линию, она в который раз склонилась над грядкой с морковью, продолжая собирать урожай. Ей оставалось не так уж и много.
Не более метра. Но работа продвигалась все медленнее и медленнее.
Так или иначе, накатывала усталость – девушка копошилась на огороде с раннего утра. Нет, Тоня не была трудоголиком. Но и неженкой не являлась.
Однако прекрасно понимала, что со дня на день вернется в город. Начнутся ставшие привычными студенческие будни и… Господи Боже… последний год обучения в университете. А все хлопоты по хозяйству вновь лягут на плечи матери. Так как жили они с ней вдвоем, рассчитывать им приходилось лишь на самих себя. Вот Тоня и стремилась помочь родному человеку и единственному члену своей семьи… по максимуму. Не жалея сил.
А то, что руки в грязи, да земля под ногтями – это мелочи. Все отмоется. Невзирая на усталость, Муравьева беззаботно мурлыкала себе под нос популярную веселую песенку, наполняя морковью уже третье ведро. Погруженная в свои мысли, она не замечала ничего и никого вокруг.
Потому-то и вздрогнула от неожиданности, когда совсем рядом раздался строгий и жутко недовольный голос матери:
— Нет, мне это нравится! Ты оглохла, что ли?! Я с кем разговариваю?
Антонина распрямилась так резко, что внезапно закружилась голова.
Каким-то чудом удержав равновесие, она вытерла пот со лба предплечьем.
— Прости, — мягко улыбнулась. — Я задумалась… немного.
— Прекрасно! — проворчала та, воинственно упирая руки в бока. — Я тут голос срываю, а она задумалась! Ни капли уважения к собственной матери!
Не желая и далее развивать эту тему (заведомо проигрышную для нее), Тоня невозмутимо посмотрела на родительницу (которая временами бывала просто невыносима) и тихо обронила, стараясь смягчить острые углы:
— Зачем ты меня звала?
Мама сокрушенно покачала головой:
— Я обед приготовила. Блинчики твои любимые напекла. Мой руки и давай живо за стол. Некогда нам долгие трапезы устраивать. Дел – выше крыши!
Антонина лениво улыбнулась, внимательно разглядывая маму, которая обладала редчайшим даром: ей удавалось вести себя чрезмерно строго и заботливо одновременно. Сказать, что в свои тридцать восемь она не выглядела эффектно – безбожно соврать. Ее мать была первой красавицей на селе. За это ее и ненавидели. Голубоглазая шатенка с пышными формами, миловидными чертами лица, вздернутым носом и пухлыми от природы губами. Со временем, когда появилась первая седина, она начала окрашивать свою густую шевелюру в огненно-рыжий цвет. А завивка «карвинг», которую мать обожала до безумия, придавала ее образу еще большей стервозности.