(не)чистая. Книга 2 - стр. 33

Перебиваю тут же, ибо не позволю больше себя оскорблять:

– Не смей прикасаться ко мне своими грязными лапами! Ты не имеешь на это право. Понял!? Запомни это навечно!

А далее происходит то, на что влияет множество случайных факторов, но которые все в комплексе неожиданно приводят к значительным последствиям.

Я резко дергаю свой локоть, выбираясь из плена, почти убегаю от этого сумасшедшего, но он снова хватает, не позволяя уйти.

Потом с удвоенной силой начинаю нервно высвобождаться, отталкивать его в грудь и в какой-то момент мне даже это удается…

У обоих нервы ни к черту.

Эмоции слишком разбушевались в наших душах.

Пробуждаемся от агрессии только, когда я теряю опору под ногами и промахиваюсь мимо ступени.

Кажется, Алмазов даже пытается схватить меня и даже с тревогой зовет:

– Саша!

А не шлюха или шалава, как обычно.

Но уже поздно.

Я лечу с этой проклятой лестницы.

Слышу, словно со стороны, жуткий грохот собственного тела, скатывающегося по острым ступеням.

Пространство на сумасшедшей скорости крутится-вертится вместе со мной.

Перед глазами все смешивается в один ослепляющий головокружительный свет.

И вдруг наступает зловещая тишина.

По началу по-глупости даже думаю: именно так выглядит жизнь после смерти, ибо теряюсь в пространстве.

Собственное тело ощущается невесомым, будто чужеродным, перед глазами – все те же ослепляющие вспышки света, а в ушах – один сплошной невыносимый звон.

Все выглядит настолько нереальным, что версия про смерть кажется верной.

Правда, едва первый шок после падения проходит, сознание простреливает такая резкая пронизывающая до самого нутра боль, что хочется закричать. Да, только крик застревает где-то глубоко внутри, и я издаю лишь что-то похожее на тихий хрип.

Определенно становится ясно одно:

Я жива.

Если в ближайшее время не сдохну от боли.

Через некоторое мгновение картинка перед глазами начинает проясняться. Звон в ушах утихает, и мир обретает разные звуки.

– Нажралась, что ли?

– Чья это пьянь?

Оказывается, я лежу на полу перед лестницей, над головой горит раздражающий ослепительно-яркий свет люстры, а вокруг злословит толпа зевак.

Боль в теле постепенно начинает обретать ужасающие масштабы. Когда пытаюсь поднять туловище, стиснув зубы до скрежета, ее еще получается стерпеть, но в ноге, при попытке встать, она ощущается мини атомным взрывом, который вряд ли переживешь.

Как ни стараюсь подняться, невыносимая боль заставляет беспомощно падать обратно на пол.

– Эй, красотка, ты чего разлеглась? – наконец-то сквозь эту безликую толпу пробирается мой начальник (пусть даже в обществе Алмазова).