(не)чистая. Книга 2 - стр. 3
А сейчас, как когда-то предсказывала мать, я смиренно иду к ней на поклон.
Так складываются обстоятельства: пойти туда – лучший и удобный вариант для меня сейчас.
Знакомый подъезд освещает один единственный тусклый фонарь. Подхожу к двери и набираю код по памяти, к счастью, комбинация верная.
Поднимаюсь по знакомым ступеням, все-таки испытывая, хотя и не желая этого всем сердцем, капельку ностальгии по ушедшему времени.
Дверь в квартиру совсем не изменилась, ни одной новой царапины или грязного пятна. Будто и не минуло столько лет.
Нажимаю на кнопку звонка. В сумке есть ключ, однако считаю: посторонний человек не имеет права воспользоваться им: я уже не хозяйка в этой квартире.
Редчайшая минутка истины… сколько же раз я прокручивала в голове нашу встречу после того события… со счета сбилась, сколько…
И какие мысли окажутся правильными, сейчас узнаю….
Не удосужившись посмотреть в домофон, мать беззаботно распахивает двери и только, когда лицезреет пропавшую дочь, ее поведение резко меняется.
Подбородок чуть опускается от шока, рот приоткрывается. Она в непонимании замирает на пороге с открытой дверью. Реагирует неадекватно: словно видит бестелесный призрак, с ужасом и неверием взирает.
Впрочем, есть толика истины в данном сравнении. По истечении полутора лет я лишь блеклый призрак той улыбчивой, добродушной, впечатлительной Саши Царевой.
Тогда я отправила ей всего одно сообщение, объявив о своем решении перебраться в другой город, а также попросила не искать. Больше не отвечала ни на ее звонки, ни на сообщения.
И вот теперь прибежала просить милостыню…
Она обещала прогнать, в случае моего возвращения.
Что ж, пусть.
Уж плакать точно не буду.
Устав ждать реакции, решаю поторопить с ответом:
– Пустишь или ш… мне уйти?
С губ едва не срывается слово «шлюха».
Очень плохо: мои эмоции берут верх, немыслимая глупость, необходимо держать их в узде и следить за своей речью.
– Доч-ч-ч-енька, – дрожащими губами молвит, после чего выбегает босыми стопами в подъезд и обнимает со всей якобы любовью, до хруста сдавливает мои косточки, говорит какие-то милые признания, просит прощения.
– Где же ты пропадала!? Как я скучала! Прости… прости… прости дуру!
Она обнимает, и я всем телом ощущаю ее дрожь из-за рыданий.
Искренне верю в ее терзания и мне отнюдь не доставляет наслаждения видеть их.
Хочу ее простить, хотя бы сделать видимость этого, что-то сказать в ответ на проявление запоздалой заботы, но не могу перебороть себя и, подняв руки, обнять в ответ.
Приказываю себе немедленно действовать, однако в голове настойчиво звенит слово «шлюха», которое парализует конечности.