Назову своей - стр. 2
Герой – героем, но женатым быть обязан. С кем хочешь, с тем семью и создавай, если это женщина, конечно. Главное, чтобы не стриптизёрша или эскортница – репутацией офицера задницу подтирать не рекомендуется. Чтобы не инагент и не принадлежит внесистемной оппозиции: по сравнению с последним, первое простится, как детская шалость.
Калугин взял под козырёк, написал заявление на отпуск и отправился создавать угодную федеральной службе безопасности ячейку общества. Правда, сначала поскандалил с отцом, генерал-полковником в отставке, понимая, откуда надул ветер «семейного счастья». Перетерпел пытку задушевной беседы с матерью, которой холостое положение сына поперёк горла стояло. А потом отправился жениться на «своей». Добрые люди подыскали кандидатуру.
Двадцать восемь лет, по фотографиям в социальных сетях – очень даже симпатичная. Разведённая, с пацанёнком трёх лет, недостатком Игнат это не считал. Наоборот, нахлебалась в прошлом браке, сговорчивей будет, а что ребёнок у неё – то отлично, значит, женщина здоровая, родит и ему детей.
На невинности невесты, её опыте Игнат не зацикливался, жениться он собрался не для галочки, если уж прижали, а для полноценной семейной жизни. Поэтому хотел нормальную жену, а не малолетку с розовым киселём в голове и перманентными истериками вместо мозгов.
Наставники[2] брак между Игнатом и Любовью – так её звали, – одобрили. Первый муж возражений не высказывал. Родители благословили. Большего Калугину было не нужно.
Почему Игнат решил жениться именно на единоверке, он и сам объяснить не мог, ведь не было у него никакой веры ни в душе, ни в сердце, ни в жизни. Знал о старообрядчестве ровно столько, сколько рассказывала мать – доктор исторических наук, профессор кафедры Истории Церкви, и отец – потомок крепкого верой рода. Сам же не верил ни богу, ни черту, ни попам, ни беспоповщинее.
И всё же, когда вопрос встал ребром, сомнений не возникло. Подняли голову азы воспитания, полученные в семье, махровые убеждения, покрытые паутиной памяти предков.
– Правда, что у вас попов нет? И бесы по улицам ходют? – продолжил любопытствовать Саня, Игнату стало смешно, даже на ноги глянул в кроссовках, мало ли, вдруг копыта выросли.
– Поп – как расшифровывается? Пастырь овец православных. А православных, считай, не осталось, лишь никониане[3] землю русскую топчут. Пастырей всех бесовы слуги уничтожили, вот и нет у нас попов, – утробным гласом проговорил Игнат, борясь со смехом, уж слишком забавно Саня пучил глаза и открывал удивленно рот.
Саня сидел, ни жив ни мёртв, глядел поочерёдно то на разбитую вдрызг дорогу, то на пассажира, вещающего поставленным голосом о бесах, попутавших патриарха Никона, о протопопе Аввакуме, принявшем мученическую смерть во имя истинной христианской веры, о расхождениях в основополагающих обрядах – Крещении, Миропомазании, Покаянии…