Найденная - стр. 5

– Пошли-ка за ним кого-нибудь, Ваньку или Николку. И заодно всем скажи, кого встретишь, что я жду в столовой. Да и сам заходи. Разговор к вам есть.

С ночи, надо надеяться, страсти поулеглись, все успели отплакаться, понюхать солей, замахнуть горькой – словом, прийти в чувство, кто как умел. И, возможно, теперь, на свежую голову, их ответы будут вменяемыми, а может, и полезными в поисках деревенской матери-кукушки.

Но прежде, чем возобновлять расспросы прислуги, Орлов заглянул к жене.

В спальне пахло эфиром и травами. Даже в век прогресса, когда на дымящем железном монстре можно из столичного Петербурга добраться до Москвы менее, чем за сутки, наука и суеверие часто идут бок о бок. Накануне Ольга по настоянию Орлова приняла лауданум, а затем, очевидно, горничная (одно название, обычная сенная девка!) угостила ее средствами от знахарок.

Ольга еще не вставала. Откинув тонкий полог кровати, Орлов смотрел на жену. Она лежала на спине, по грудь укрывшись покрывалом. Тонкие белые руки скрещены на животе, льняные волосы раскиданы по подушке. Глаза закрыты.

Орлов осторожно присел на край. Слегка прикоснулся к маленькой руке. Теплая.

– Спишь? – шепнул он.

Ольга открыла глаза. Огромные, светло-серые, ресницы длинные. Орлов до сих пор помнил, как заглянул в них впервые, и с тех пор знал, что «утонуть в глубине очей» – не поэтическое сравнение, а данность.

– Как ты? Тебе уже лучше?

Узкие губы слегка шевельнулись в улыбке. Лучше. Но настолько ли, чтобы расспрашивать о вчерашнем? Не усугубит ли эта беседа ее состояние?

При виде кукольного лица жены и злость, и ужас перед ее поступком, и досада, и раздражение гасли. Орлов ощущал теперь только усталость. Мягкая подушка рядом с головой Ольги так и манила. Прилечь бы сейчас, сомкнуть веки, обнять теплое непышное тело – и пусть все окажется сном.

– Я думала, ты вернешься сегодня, – тихо сказала Ольга и коснулась когда-то темных, а теперь уже почти совсем седых волос Орлова.

Что кроется в этих словах? Попытка повиниться? Пускай же тогда облегчит душу – и свою, и его.

Орлов поднес к губам ее руку, нежно поцеловал.

– Оленька, клянусь, я не буду сердиться. Просто скажи – зачем ты сделала это?

– Я побоялась, что ты разозлишься, если он останется. И больше ничего не смогла придумать.

Как дико, безумно и бесчеловечно! И произнесла она это так спокойно и ровно, глядя прямо в глаза Орлову своими чистыми и бездонными.

– Выходит, для тебя я настолько монстр, что ты из страха передо мной едва не загубила живую христианскую душу?

Ольга слегка нахмурилась – переносицу перерезала легкая морщина.