Наваждение - стр. 21

Я просто должна думать о чем-то другом. Например, как здорово будет вернуться сюда на лето. Мне нравится это место с его белыми стенами и просторными помещениями. Мне нравится круглая веранда и маленький балкон за пределами моей спальни, где я сижу и рисую, когда хочу тишины и покоя. Хотела бы я провести лето здесь одна. Я не хочу, чтобы Громов и Милана вторгались сюда, в то место, которое раньше принадлежало моей матери и мне. Я не хочу, чтобы их присутствие портило мои воспоминания о ней.

И особенно я не хочу, чтобы здесь был он, напоминающий мне о той ночи каждый раз, когда я смотрю на него. Я не хочу, чтобы Рома был здесь, напоминая мне что он пробудил во мне чувства, даже если это просто похоть.

Проблема в том, что я просто не могу перестать думать об этом придурке.

Я не могу перестать думать о том поцелуе в парке, его губы крепко прижались к моим, его прикосновение было грубым и неуступчивым. От одной мысли об этом у меня даже сейчас пробегают мурашки по спине, и я пытаюсь прогнать эти воспоминания. Я должна хотеть кого-то более подходящего. Мне не нужен он с его вульгарностью и тупым бунтарством без причины и одержимый сексом.

Я начинаю думать, что он что-то сделал со мной, заморочил голову. Потому что с той ночи я тоже не могу перестать думать о сексе.

Мне нужно выкинуть его из головы. Надеюсь, в субботу его не будет на завтраке.

Я делаю паузу, мой карандаш завис над листком. Субботний завтрак с блинчиками — это ежегодная традиция, никому не нужная рекламная акция, которую мой отец делает в начале каждого лета в семейном кафе в городе. Мы едим блины и улыбаемся, и он говорит перед камерами как много для него значит это место.

— Екатерина, — неизбежно спросит репортер, — Ваш папа делает завтрак дома? — а я мило улыбнусь и подниму вилку с кусочком блинчика, — Он делает это каждое субботнее утро. Блины и горячее какао, прямо как в детстве.

Я чертовски ненавижу блины.

Я теряюсь в своих мыслях, мой карандаш двигается по блокноту, звук коротких плавных штрихов почти как белый шум. Искусство похоже на мою версию медитации. Это то, через что я прошла после смерти моей матери, и у меня есть коробки в шкафу в спальне, наполненные моими картинами и набросками того времени.

Стук в дверь вырывает меня из мыслей. Я захлопываю блокнот, засовывая его обратно в тайник под матрасом на кровати.

Рита стоит в дверях, одетая в платье и фартук. Она вторая причина, по которой это место похоже на дом. Рита приглядывала за мной, когда я была ребенком и была у нас горничной. Она заботилась и о моей матери, когда она заболела. И после того, как умерла моя мать, именно она гладила меня по волосам и тихо разговаривала со мной, пока я рыдала, растянувшись на подоконнике в библиотеке, положив мою голову ей на колени.