Наваждение - стр. 17
— Она мертва! — кричит он, — Твоя мать мертва уже четыре чертовых года!
— Я не хочу об этом говорить, — говорит Катя, качая головой. Она смотрит на своего отца с разочарованием и проходит мимо меня, даже не взглянув. Я стою там с минуту, тишина в комнате затягивается. Логинов наклоняется над столом, обе ладони вытянуты, голова опущена.
Мне стало жаль Катю.
Мама смотрит на меня с выражением боли, — Рома… — начинает она.
Я прерываю ее, прежде чем она успевает сказать,— К черту это дерьмо, — говорю брезгливо, — Я ухожу.
Я поднимаюсь по лестнице в спальню, но мне, честно говоря, интересно, ушла ли Катя? Зайдя в комнату, хватаю сигареты и выхожу, но останавливаюсь, когда дохожу до ее комнаты. Ее дверь приоткрыта немного, и я стою там несколько секунд, решая, хочу ли я что-то сказать. Затем дверь распахивается, и она смотрит на меня с удивлением.
Катя громко вздыхает и качает головой, — Серьезно, Громов, мне не нужна твоя чушь прямо сейчас. Я не в настроении. Я ухожу.
— Хочешь компанию?
Ее бровь поднимается, — Ты, блядь, шутишь?
— Я не придуриваюсь. Правда, — защищаюсь я. В ней есть что-то такое, что, кажется, выводит меня из себя.
— Ты хочешь, чтобы у брата и сестры было время сблизиться? - спрашивает она с иронией.
— Я хочу выбраться отсюда, — говорю я уклончивым тоном.
— Хорошо, — она перекидывает сумку через плечо, и я следую за ней к входной двери. На этот раз за главными воротами стоят трое фотографов, которые курят, слоняясь без дела, и быстро встают, направляя свои камеры на нас, когда мы приближаемся.
Катя тихо ругается,— Неужели им больше нечего делать?
— Роман, Екатерина, вы действительно ненавидите друг друга? У вас есть для нас комментарий?
— Занимайся своими делами, — говорит она, — Серьезно. Смотри, мы стоим прямо здесь, не так ли? Почему бы тебе не сфотографировать нас вместе. Мы друзья. Это мой комментарий.
Я кладу руку ей на плечо, — Улыбайся в камеру, — я поднимаю большой палец вверх, и Катя смотрит на меня, наконец срывая улыбку, прежде чем тоже поднять большой палец.
Фотографы закатывают глаза, и мы быстро идем по тротуару два квартала, прежде чем кто-либо из нас произносит слово. Затем Катя засмеялась. Звук легкий, мелодичный. Я смотрю на нее, потому что не помню, что слышал ее смех.
Когда она прекратила истерику, она посмотрела на меня, — Что?
— Ты смеёшься как сумасшедшая, — она просто пожала плечами.
Я вытаскиваю пачку сигарет, — Покурить? — спрашиваю её.
Она качает головой, — Я так понимаю, что вы тоже едите к нам в летний дом? Почему ты слушаешь свою маму, а не поедешь куда-нибудь отдыхать?