Наташин дневник - стр. 10
Ну, Господь с тобой, внученька, живи правильно, и не оставит тебя Милосердный Отец наш Небесный. Любит Он и бережет бедных сирот, а я перед Ним всегда твой молельщик и проситель – дед твой Павел Иволгин».
Наконец-то пришли они ко мне, мои благодетельные слезы, и не тогда пришли, когда я в первый раз читала это письмо, а теперь, ночью, когда прочитываю его снова и снова. Милый дедушка, я сделаю все, как ты мне велишь!..
Вечером, в день похорон дедушки, пошли мы с Соней Измайлович к Кулькиным. Встретил нас «Иван Грозный», сам отпер двери, помог снять кофточки, а потом просунул голову за дверь и крикнул в соседнюю комнату.
– Катя, Ваня, Лева, Саша, бегите встречать дорогих гостей!
И по чти тотчас же мы были окружены тремя краснощекими, пышущими здоровьем мальчуганами-подростками и серьезной, высокой некрасивой девочкой, ученицей старшего класса нашей гимназии. С Катей мы поцеловались по-приятельски. Мальчики зашаркали ногами. Вышла жена Ивана Сергеевича, маленькая, добродушного вида толстушка, такая же румяная, как и дети.
– Вот, Лизонька, Наташа Иволгина, у которой стряслось несчастье – дедушка умер.
Мы с Соней невольно переглянулись. Не верим даже, что у нашего «Грозного» в голосе нашлись такие мягкие, сердечные нотки. А он уже хлопотал у чайного стола: помогал жене и детям накладывать нам варенье и печенье на блюдечки, готовил бутерброды с колбасой и с сыром. И жена его так ласково обо всем меня расспрашивала, все больше про покойного дедушку и что я думаю дальше предпринять.
Я все чистосердечно им рассказала: и про письмо с дедушкиной последней волей, и про мой скорый отъезд в Питер.
Услышал про все это Иван Сергеевич, вскочил со стула и забегал по столовой.
– Ужасно все это, Иволгина. Как же можно гимназию бросать? Да ведь это… это…
Он не договорил и в волнении взъерошил себе по привычке волосы.
– Что ж делать! – отвечаю ему. – Такова была, Иван Сергеевич, дедушкина последняя воля.
Он горячо и взволнованно заговорил о пользе образования, и странности дедушкиной последней воли, и о необходимости поступить вопреки ей.
Я все внимательно выслушала, а потом стала оправдывать дедушку.
– Дедушка не хотел никому причинять из-за меня забот. Он сам терпел много лишений в жизни и научился ценить каждый грош, зная, как дорого он достается рабочему человеку.
– Жаль мне вас бесконечно, – продолжал Кулькин, – свернете вы из полосы света прямо в темноту.
Я понимала, что он прав, но все же его слова не повлияли на мое решение.
После чая, когда мы, дети, вышли в гостиную и сели играть в лото, старший сын Кулькиных, Ваня, лукаво улыбнулся и сказал: