Настасья Алексеевна. Книга 4 - стр. 47
Не сравнять того спокою
ни с каким довольством.
Колотился я на Груманте
Довольны годочки.
Не морозы там страшат,
Страшит тёмна ночка.
Там с Михаилы, с ноября,
Долга ночь настанет,
И до Сретения дня
Зоря не проглянет.
Там о полдень и о полночь
Светит сила звездна.
Спит в молчанье гробовом
Океанска бездна.
Там сполохи пречудно
Пуще звёзд играют,
Разноогненным пожаром
Небо зажигают.
И ещё в пустыне той
Была мне отрада,
Что с собой припасены
Чернило и бумага.
Молчит Грумант, молчит берег,
Молчит вся вселенна.
И в пустыне той изба
Льдиной покровенна.
Я в пустой избе один,
А скуки не знаю,
Я, хотя простолюдин,
Книгу составляю.
Не кажу я в книге сей
Печального виду.
Я не списываю тут
Людскую обиду.
Тем-то я и похвалю
Пустынную хижу,
Что изменной образины
Никогда не вижу.
Краше будет сплановать
Здешних мест фигуру,
Достоверно описать
Груманта натуру.
Грумалански господа,
Белые медведи,—
Порядовные мои
Ближние соседи.
Я соседей дорогих
Пулей угощаю.
Кладовой запас сверять
Их не допущаю.
Раз с таковским гостеньком
Бился врукопашну.
В сенях гостьюшку убил,
Медведицу страшну.
Из оленьих шкур одежду
Шью на мелку строчку
Убавляю за работой
Кромешную ночку.
Месяцам учёт веду
По лунному свету,
И от полдня розню ночь
По звёздному бегу.
Из моржового тинка
Делаю игрушки:
Веретенца, гребешки,
Детски побрякушки.
От товарищей один,
А не ведал скуки,
Потому что не спущал
Праздно свои руки.
Снасть резную отложу,
Обувь ушиваю.
Про быванье про своё
Песню пропеваю.
Соразмерить речь на стих
Прилагаю тщанье:
Без распеву не почтут
Грубое сказанье.
Фёдор Васильевич остановился, показывая всем видом, что песнь завершена, и тогда раздались дружные аплодисменты. Хлопали ладонями и норвежцы. Лектор был доволен.
– Думаю, что наши гости из Норвегии тоже всё поняли, раз и они аплодируют.
– Я-а, я-а, – закивали они головами, и Настенька быстро перевела: «Да, да».
Все дружно рассмеялись, расслабляясь от слушания, И Строков, переждав смех и сам мягко улыбаясь, продолжил рассказ:
– А ещё вот уже второе столетие рассказывают о приключении четырёх русских поморов, вынуждено зимовавших на одном из островов Шпицбергена шесть лет и три месяца. Вкратце эта длинная, но очень волнующая история, которой заинтересовались и подвергли своему описанию многие историки и писатели разных стран, может быть передана следующим образом. Но сначала несколько слов о фамилиях героев. Дело в том, что первым приключения четырёх матросов описал, человек, воочию беседовавший с двумя из них, француз, российский академик Ле Руа, и он почему-то записал их под именами Алексей и Иван Химковы, тогда как по установленным в конце двадцатого века данным это были Алексей и Хрисанф Инковы. Эта фамилия кормщика упоминается даже в списке, составленным лично Михаилом Ломоносовым, как о поморе, зимовавшим шесть лет на острове Грумант. А произошло с ними вот что.