Наследники князя Гагарина - стр. 51
И вот он взбежал по крутым ступеням каменной лестницы на третий этаж старинного дома, сжимая газетный сверток с брызгалкой в потной руке, изрядно запачканной типографской краской, и позвонил в дверь. Никто не отозвался. Таир позвонил еще раз. Тишина. Он забеспокоился. Быть такого не могло, чтобы никого не было дома. Прислонился ухом к двери, чтобы послушать, что там, за дверью, и неожиданно она подалась.
– Здравствуйте, я пришел, – громко сказал Таир, разуваясь в прихожей. – А почему все нараспашку? У вас сегодня день открытых дверей?
Тишина.
Мальчик вошел в полумрак комнаты с зашторенными окнами, служившей гостиной, и замер на пороге. На диване, развалившись в странной, неестественной позе, застыл его дед. Голова откинута на мягкую спинку, руки свисают с сиденья, на котором валяется раскрытая книга, по голубой шелковой майке растеклось темное пятно…
– Ты чего, дед? – испуганным шепотом спросил Таир, не решаясь подойти ближе и заранее предчувствуя, что ему не ответят.
Газетный сверток с сюрпризом для Софьи выпал из рук и покатился по деревянному полу. Мальчик в одних носках опрометью бросился вон из квартиры, закричал, забился в соседнюю дверь. Открыл пожилой седовласый азербайджанец в спортивных брюках и белой майке. Таир знал, что это профессор, преподающий в университете математику, и схватил его руку, потянул за собой:
– Помогите! Помогите, – все другие слова вылетели у него из головы.
– Ня олуб, ай, оглан?10 Зачем так кричишь? – недовольно отозвался сосед, но влекомый Таиром, двинулся за ним следом.
– Там дедушке плохо, «скорую» надо, – выкрикнул Таир, боясь еще раз взглянуть на распростертое тело и пропуская профессора вперед, – а бабушки дома нет.
– Вахсей11, – только и сказал сосед, подойдя к дивану, на котором полулежал Петр Глебович, а потом повернулся к Таиру. – Иди, мальчик, к нам домой, иди скорей!
Но было поздно. Он уже увидел то, чего не заметил в первый раз. И скатанную ковровую дорожку, из которой торчали полные ноги в женских босоножках, и пустые картинные рамы, сваленные в углу, и страшную рану на виске деда.
– П-п-п-п, – Таир хотел сказать: «Позвоните в милицию», но выговорить ничего не смог. Он еще не знал, что с этого момента начал заикаться, и в минуты сильного душевного волнения будет «спотыкаться» на согласных звуках всю дальнейшую жизнь, но уже понял, что ни бабушке, ни дедушке помочь ничем нельзя.
Профессор увел Таира в свою квартиру, где тот забился в кресло и принялся горько плакать. Так сильно он не плакал никогда в своей жизни – ни до этой трагедии, ни после. Судорожные рыдания сотрясали худенькое тело, футболка промокла от слез, и пожилая жена профессора, сначала суетившаяся возле мальчика, пытавшаяся напоить его чаем, положить на лоб мокрое полотенце, вскоре поняла, что лучше пока оставить его в покое. Он должен был выплакать свое горе.