Наследники исполина - стр. 30
– Да ты ополоумела! – Като оттолкнула подругу от себя.
– Мы на Святочной неделе всегда гадали, – захныкала Брюс. – Неужели теперь пропустим? Год-то для тебя важный. Как еще дело повернется, бог весть…
– На что мне гадать? – рассердилась Като. – Разведется со мной Петр или нет? Может, прикажешь еще башмак через крышу бросать? Полетит на запад – вышлют домой, в Германию. На восток – постригут в дальнем монастыре.
– Откуда такие печальные мысли? – Прасковья обняла подругу. – Като, душенька, мне намедни цыганка говорила, что нынешние царские похороны не последние. – Графиня сделала страшные глаза. – Слышала, что блаженная Ксения Петру твоему вслед кричала?
Императрица помотала головой. Она знала только, что петербургская чумичка, которую простонародье почитало едва ли не за пророчицу, накануне кончины Елисавет таскалась по городу и, подходя под окна домов, где хозяйки готовили сладкое рождественское сочиво, принимала милостыню со словами: «Пеките блины, сердечные. Нынче колокол по государыне звонить будет». Многие поверили и смерть Елисавет встретили уже готовыми поминальными блинами и кутьей.
– Твой-то ирод на святую едва не наехал, – возмущалась Прасковья. – Чуть не задавил, говорят, Ксюшу. Отскочила блаженная, погрозила ему пальцем и крикнула: «Сегодня в карете катаешься, а завтра тебя на санях свезут. Почто Лютера любишь, а Христа забыл?»
Като прижала пальцы к щекам. Вот, значит, как? Неужели религиозные пристрастия Петра обсуждают даже побирушки на мостовой? Едва государыня умерла, а о том, что новый царь «не нашей веры», известно всему городу!
– А что про меня говорят? – осторожно спросила Екатерина.
Графиня не смутилась.
– Говорят, что ты заступница. Что без тебя у пруссаков в лапах пропадем. А новый государь тебя за то не жалует, что ты не позволяешь ему иконы из церквей повыбросить, да жидов-торгашей туда напустить!
Екатерина усмехнулась. Как все-таки причудливо переплетаются в голове у простонародья вести из дворца. Петр действительно хотел упростить обряды на лютеранский манер, обрить священников, одеть их в сюртуки, вынести иконы и забелить фрески. Денег в казне не было, и государь подумывал обратиться к ростовщикам-выкрестам. Вместе же все это выглядело чудовищно: осквернил храмы и впустил туда менял.
– За что они его так не любят? – протянула Като. – Ведь они его совсем не знают. Как не знают и меня…
– Народ, – вздохнула Брюс, – нутром чует, где палка. И знаешь ли, – графиня помедлила, – люди ведь сейчас не только в церкви. Они днем молятся, а ночью колядуют. И тебе, Като, надо быть с ними.