Наши в ТАССе - стр. 60

Я выставил ладошку заградительным щитком:

– Да. Мы, интеллигенты, слюнтяи. Но как припрёт, мы сумеем отыскать на горле врага яблочко!

– Хороший ты человек. Толька! Хочешь я тебе бабу найду? Я старый знаток женских сердец… Женщина весьма слаба-с. Ножки сами, не спросясь хозяйки, раскидываются в стороны перед этим, – похлопал он себя ладошкой по груди, – варяжским гостем. Я знаю, какую тебе надо. У меня у самого целых две пчёлки. Кирилловна и Тамарушка. Первая моя щеколда,[71] в мать твою канарейку, запрессовалась с татарином. Сам скулемал я самопал. Два раза стрелял в неё. Не отправил к верхним людям.[72] Только слегка лодыжку поцарапал. Зато твёрдо отсидел четыре года… Вот такая была ёпера…[73]

У нас в доме маленький Ташкент. Анохин так натопил – жара. Не продохнуть.

Николай Григорьевич осоловело жалуется:

– Не могу… Голова в штаны падает…[74]

Жаруха срезала его. Сидя на табуретке у печи и уснул. От его жирного, художественного храпа тараканы боялись высунуться на свет.

К вечеру он проснулся.

В комнате всё стояла духота. Я распахнул окно.

– Его Величество открыли окно в Европу! – театрально вскинул он руку и засобирался к своей свет Кирилловне.

– Какой же вы шустрый, как электровеник.[75] Ну вы же вчера были у неё!

– Так то было вчера. Мужичок я тёртый. Действую в рассрочку. Вчера подарил ей, своей эмансипопочке,[76] рейтузы. В благодарность был оставлен на ночёвку. Слились в хулиганистом экстазе… Сегодня понесу цветочки. Ну кто откажется от цветочков?

Бесшабашное пенье разбудило меня:

– Николай Григорьевич! Где вы были ночь?

– В самовольной отлучке по случаю случки с разведённой женой на почве цветов!

– Всю ночь поздравляли?

– Как есть всю!

– Рядовой Анохин! Два шага вперёд! Объявляю вам в лицо перед лицом строя благодарность!

– Служу Отечеству!

После завтрака Николай Григорьевич довёл до точки свою тумбочку под трюмо и повёз её на Ангарскую заказчику. Сашке-узбеку. Сашки не было дома. В двери записка «Ушли гулять».

Николай Григорьевич оставил тумбочку соседке и приехал назад грустный.

Он так рассчитывал подкрепиться финансами, но вер-нулся с пустом.

Я весь день сидел над рукописью. Все свои газетные фельетоны собрал в кучу. Не нравятся они мне. Какие-то пришлёпнутые. Работы над ними, работы…

Вечереет.

Сыплет райский снежок.

Иду поразмяться. Заодно и хлеба возьму.

Впереди меня мужик вёл под руку женщину.

– Всю жизнь я одна, – печалится она. – Бобылка… Ага… И вот подсватывается ко мне такой же старый. Я к сестре на совет. Сестре всё ясно: «Вдвоём век доживать лучше. Сходитесь». Сошлись. Год не расписывались. Начал он пить. Пропил телевизор, приёмник, свою кровать, чтоб со мной спать. То я его пьяного как сто китайцев не пускала к себе… Раз он напился и хотел меня зарезать. Разрезал мне руку. Я в милицию. Милиция его не взяла: муж да жена едина сатана. Обещали в три часа ночи взять. Не взяли. Я в больницу. Он поджёг дом и повесился. Вот и живу одна. Паразиты мужики! Хамы!