Нарушитель спокойствия - стр. 40
«Вы живете поблизости?»
«Нет, я приехала навестить родителей».
«Вы учитесь?»
«Нет, я в июне окончила школу в Холиоке{17}. Сейчас работаю в рекламном агентстве в городе».
«В каком именно? Дело в том, что я и сам тружусь на этом поприще».
«Неужели? Подумать только!..»
Она исполнила три танцевальных шага и элегантный подъем бедра, а его воображаемый диалог мчался дальше на всех парах:
«…Может, мы как-нибудь встретимся в городе и вместе пообедаем?»
«Вообще-то, я… да, было бы неплохо».
И позднее:
«Ох, это было чудесно, Джон! Я слышала о „представительских обедах“, но никогда по-настоящему…»
И еще чуть позднее, в такси, после их первого поцелуя, сдобренного ароматом бренди:
«Какая улица? Варик-стрит? Ты там живешь?»
«Не то чтобы живу. Просто это одно местечко, которое может тебе понравиться…»
Уже давно исчезли пузыри и круги после всплеска; он ждал появления ее головы над поверхностью, но ничего не происходило. Он встал на ноги (кому какое дело до его роста?) и начал озираться по сторонам, подобно бдительному телохранителю, заподозрившему неладное. Прошло не менее минуты, прежде чем он заметил ее вынырнувшей далеко от плота: тонкие руки техничными, как у Дженис, гребками быстро перемещали ее в сторону берега, достигнув которого она вскоре исчезла за деревьями – видимо, пошла домой. Сгорбившись, он еще посидел на краю плота, пока не успокоилось сердцебиение и не расслабились сведенные от досады челюстные мышцы. В конце концов ему ничего не оставалось, как соскользнуть в холодную воду и предпринять мучительный обратный заплыв.
Одно было хорошо: дома в кухонном шкафчике обнаружились изрядные запасы бурбона. Переодевшись, он достал из холодильника кубики льда и налил себе двойную – а то и тройную – порцию.
– Выпить не хочешь? – спросил он у Дженис.
– Нет, спасибо.
Она в рабочих брюках сидела на высоком табурете и лущила над решетом стручковую фасоль на ужин.
– Не рановато для выпивки? – спросила она, не поднимая головы.
– По мне, так в самый раз.
Выйдя из кухни во двор для первых жадных глотков, он только там понял истинную причину охватившего его гнева. Дело было не в той девчонке на плоту (к черту ее вместе с плотом!), не в словах Дженис о ранней выпивке и не в сухом потрескивании стручков фасоли под ее пальцами (хотя звук этот всегда его раздражал). Дело было в табурете, на котором она сидела, зацепив перекладину ногой в теннисной туфле, – на таком же табурете восседал коп перед дверью психпалаты в Бельвю.
– Сучий потрох! – громко прошептал он, делая круг по двору, и его спрятанная в карман свободная рука сжалась в дрожащий кулак. – Сучий потрох!