НАНО - стр. 14
Несколько лет непрерывного ада. Лежа в ночи и глядя в слепую черноту потолка, Вера отсчитывала тиканье часов, вновь и вновь прокручивая в голове предстоящее ей непосильное испытание. Мозг взорвется звоном будильника. Мать с наигранной веселостью ворвется в комнату и начнет радостно щебетать, пытаясь «настроить дочуру на позитивный рабочий лад». Боже, пусть она заткнется, пусть заткнется! Высокочастотные звуки бодрого голоса в этот миг были так же невыносимы, как скрежет ногтя по стеклу.
– Нет, я не пойду, ну пожалуйста, умоляю, только не сегодня!
– Ты каждый день это говоришь, давай, вставай, быстро!
– Мне плохо, меня тошнит, я заболела!
– Ты уже на прошлой неделе занятия пропускала, больше нельзя!
– Я не пойду! Нет! нет! нет!!!
– Мы опаздываем, одевайся, немедленно!..
Даже спустя годы при воспоминании о школе Веру прошибал холодный пот и учащалось сердцебиение. Крики, скандалы, наказания. Гул в ушах, дрожь в коленях, тошнота, спазмы. Только в выходные и на больничном, когда можно было не выходить из дома, она чувствовала себя человеком. Какими бы тяжелыми ни были грипп или ангина, какая бы высокая ни была температура – все лучше, чем то, что она испытывала, выходя за порог квартиры и направляясь к ненавистному желто-кирпичному дому, от одного вида которого у нее сворачивались кишки.
Долгое время родители Веры не желали признавать, что их ребенок болен. Ежедневные истерики – до икоты, до срыва голоса – они упорно списывали на чрезмерную избалованность и нежелание дочери привыкать к школьной дисциплине, пытаясь воздействовать на нее уговорами, внушениями и даже физическими наказаниями. Ничто не действовало. Единственным человеком, который мог успокоить Веру и на какое-то время вернуть ее в нормальное состояние, была бабушка. Всю жизнь прожившая в деревне, у самой земли, не знавшая удобств цивилизации, с десятью классами образования, эта седая, как лунь, сухонькая старушка чувствовала внучку на уровне души. Веру отправляли к ней каждые каникулы – остекленевшую, разбитую, с мутным, рассеянным взглядом, и бабушка выхаживала ее парным молоком, свежими яйцами, раскатистыми народными песнями, которые она хранила в памяти еще со времен своей бабушки, и под воздействием ее волшебства Вера приходила в себя, переставала метаться по ночам, начинала играть во дворе с цыплятами и кроликами и первое время по возвращении домой светилась здоровым розовым румянцем. Но когда бабушки не стало, Вера окончательно забилась в свой черепаший футляр и, как русалочка, страдала от каждого шага, сделанного за пределами дома. Даже учителям становилось не по себе от того, как она молча сидела за партой, глядя перед собой округлившимися, застывшими глазами, и, когда к ней обращались, отвечала сбивчиво и невнятно.