Нагой человек без поклажи - стр. 4
Я ежился в безразмерном, больше похожем на мусорный мешок, пуховике Берла. В интернете я вычитал, что средняя температура самого холодного месяца здесь не опускается ниже минус тринадцати, но это оказалось самой большой ложью в моей жизни. Глупо, конечно, было думать, что на семьдесят восьмой широте, в городке, расположенном всего в тысяче километров от Северного Полюса, не будет холодно. Для меня практически любой выход на улицу становился сущей пыткой, особенно поначалу, когда я трясся в своем драповом пальто (в собственную защиту скажу, что пальто было на теплой подкладке, зимнее). Теперь уже, проведя на острове много месяцев, я понимаю, насколько абсурден был мой выбор гардероба и насколько смешон я, должно быть, был.
Собственно, Берл и не скрывал того, какое удовольствие ему доставляло смеяться надо мной. Однако его доброты хватило на то, чтобы отдать мне свой второй пуховик, сопроводив это ироничным «Не по пижонскому плечу, конечно, будет, но тут уж звиняй любезно».
___
Когда я впервые услышал слова «полярный поселок», перед моим внутренним взором живо нарисовался полуразрушенный город-призрак, чем-то отдаленно похожий на гибрид Припяти и Арктической станции. Откуда у меня возникли именно такие ассоциации, объяснить сложно, но от таких образов глаза у меня загорелись, а душа романтика, выросшего на книжках про полярников, затрепетала. Я поклялся себе, что побываю в полярном поселке Баренцбурге.
Мое фактическое попадание в Баренцбург можно считать счастливым провидением, глупой шуткой Вселенной, а можно – одним из самых феерических моих пьяных дебошей. Дебоша тут, конечно, никакого не было, а вот преступление против здравого смысла – вот оно, налицо. Напиться, чтобы совершить глупость, на которую по трезвяку не хватает толщины кишок, как оказалось, было очень даже в моем стиле.
Вспоминать теперь обстоятельства, приведшие меня на Шпицберген, немного странно. Думается, Арктика сильно меня изменила, и то, что я делал тогда, два года назад, о чем думал и за что переживал, кажется теперь недосягаемо далеким и до наивного глупым. Я тогда разводился с женой. Теперь даже вспоминать стыдно, как я раз за разом пробивал эмоциональное дно, убивался, пытаясь спасти то, что свое отжило. В то же самое время я лишился работы, и на несколько дней вся моя жизнь сосредоточилась в комнате на съемной квартире у моего приятеля и продуктовом магазине на первом этаже того же здания, куда я исправно бегал за добавкой. Пить как следует, впрочем, я никогда не умел, даром, что бармен. Из-за этого половину всего времени я проводил в обнимку с унитазом.