Надежда умирает последней - стр. 51
– Сынок, что ты хочешь сказать? – насторожилась женщина, почувствовав, как ускорило темп материнское сердце.
– Скоро приедут Ганц и Ленитина. Поверьте мне, матушка, я это наверняка знаю.
«Иногда мне кажется, что мой сын – пророк…» – подумала Анриетта и попятилась к двери. Довольно проворно сбежав по лестнице, словно ей не было сорока с хвостиком лет, хозяйка дома вошла в большую гостиную с камином, возле которого грел ноги Бель Эр.
– Антуан! – надрывным шёпотом произнесла женщина, заставив супруга обернуться.
– Что такое, Етта?
– Мишель, – медленно приближаясь к мужу, едва слышно выговорила мадам де Сентон. – Наш мальчик… Он снова говорит странные вещи… Он уверил меня, что скоро здесь будут Ленитина и её жених.
– Так и сказал? – подскочив со скрипучего старого стула, воскликнул хозяин дома. – Что они уже едут?
– Да, он сказал готовить ужин на пятерых, что дети скоро будут здесь! – всплеснула руками Анриетта.
– Мишель никогда не ошибался насчёт сестры,– беря жену за руки, задумчиво проговорил Бель Эр. – Значит, они действительно уже рядом!
Словно в подтверждение слов барона, за окном раздался стук колёс подъезжающей кареты. Супруги кинулись к стеклу. Во двор, громыхая, словно колесница Зевса, въехал огромный экипаж, запряжённый четвёркой каурых лошадей. Кучер ловко затормозил, и через несколько секунд дверца широко распахнулась. Из кареты, придерживая ножны, выпрыгнул Ганц и протянул руку, чтобы помочь выйти спутнице. Из глубины экипажа показалась изящная туфелька и полы голубого платья с серебряным шитьём, покрытого бархатным модестом. Через секунду у порога отчего дома стояла и сама мадемуазель де Сентон.
Родители поспешно покинули гостиную, чтобы встретить дочь. Слёзы радости брызнули из глаз баронессы. Ленитина с восторженными возгласами бросилась к родителям. Отец и мать заключили дочь в объятия. Глядя на умильную картину, фон Баркет почувствовал, как защипало в глазах и защекотало в горле. Смахнув с ресниц непрошеную слезинку, молодой человек с улыбкой подошёл к невесте и своим будущим родственникам.
Мать и дочь наперебой говорили, задавали вопросы, плакали, смеялись и снова плакали. Глава семьи увёл женщин в дом, Ганц последовал за ними. Дав возможность невесте вдоволь наговориться с родителями, немец поднялся в спальню к Мишелю, чтобы помочь ему одеться и сесть в кресло-каталку. Наследнику барона не терпелось увидеться с сестрой, о чудесном освобождении которой он видел красочный сон несколькими минутами ранее.
В доме Сентонов всё преобразилось. Казалось, что заулыбались даже статуэтки в секретере, ярче засияли окна и зеркала, а мельхиоровые столовые приборы так заблестели, словно сами были сотканы из солнечных лучей.