На высоте птичьего полёта - стр. 21

– Я хочу предложить тебе должность.

У Жанны Брынской загорелись глаза, а Валентин Репин степенно поправил на переносице очки и тяжко вздохнул: наконец-то я стану не приживальщиком, а гостем, который будет приходить в бутылкой водки, чему я, конечно же, был не против, а только за.

– Гм… – А я грешил на классовое расслоение. Мне стало стыдно.

– У меня освободилась должность директора по маркетингу и рекламе. Пойдёшь?

Глухая тоска сжала моё сердце. Лет двадцать я не ходит ни на какую службу, а жил на телефоне, то бишь Борис Сапожков мне звонил, а я отправлялся в путь-дорогу. В редакции я появлялся только за лаврами и авансом.

– Соглашайся, Мишаня, – слёзно молвил Валентин Репин.

Я понял, что за два года, которые я его не видел, он успел заматереть, и у него испортился характер в сторону меркантилизма, и горы не помогли.

– Это удача! – вторила Жанна Брынская. – Мы к тебе в гости будем ходить!

Только-то?! А как же любовь? А дружба? Что мне было делать? До пенсии висеть у них на шее? Или видеть каждый день, как всё больше хмурится Валентин Репин, оттого что я шастаю по квартире в его любимых тапочках? Возможно, я ошибался. Возможно, он настолько гостеприимен, что всю жизнь продержал бы меня в «моей» комнате, я не знал, мы не разговаривали на эту тему. Тема была табу. Она была скользкой, непонятной и ненужной.

И я естественным образом воскликнул:

– Но я же ничего не понимаю в маркетинге!

– У тебя будет хороший зам, – многозначительно пообещала Алла Потёмкина.

Я помолчал. Зам это, конечно, хорошо, но я не привык ездить на чужой шее.

– Ну, тогда… – беспомощно оглянулся на своих друзей, которым безоговорочно доверял.

– Ура! – воскликнула Жанна Брынская и, недолго думая, как всегда, чмокнула меня в челюсть, потому что до лба не дотянулась, хотя была роста немаленького.

А Валентин Репин оскалился и с явным облегчением пожал мне руку. Потом я понял, что это тоже заговор – очень талантливый, подвести меня под монастырь так, чтобы я не мог отвертеться, бросил бы марать бумагу и занялся бы наконец маркетингом и рекламой.

Алла Потёмкина ярко заулыбалась, и дело выглядело так, словно она приобрела породистого пса, породы ландерьега.

Валентин Репин наконец отыскал среди множеств разномастных бутылок вместо водки старый, добрый арманьяк, и мы выпили за мои успехи. Напиток отдавал лугом и бабочками. А ещё я по глупости решил, что жизнь на ближайшие пару лет удалась.

В середине апреля главный редактор, Боря Сапожков, тогда ещё живой и бойкий, с белесыми ресницами под которыми прятались весёлые, серые глаза, разыскал меня на одном из митингов, на которые тогда собирались до пятидесяти тысяч человек, площадь больше не вмещала, и заорал в ухо, словно я был глухой: