На солнце и в тени - стр. 65

– Что же ты собираешься делать?

– А что я могу поделать?

– Кто она такая? Как давно ты с ней знаком?

– Я видел ее только… – Он подумал. – Три раза, – сказал он, считая тот раз, когда видел ее, но не говорил.

– И впрямь не много.

– Я познакомился с ней на пароме. Мы дважды ходили перекусить. Первый раз – в кафе-автомате.

– Изысканно.

– Это было здорово.

– Как ты можешь по-настоящему любить ее, Гарри, если так мало ее знаешь?

– Я знаю ее гораздо больше. И полюбил ее давным-давно.

– Ты влюбился в образ, который сам же и создал.

– Нет. В нее. Когда я ее увидел, то очень сильно это почувствовал. Сначала заметил ее лишь мельком: она удалялась от меня. А потом увидел ее снова, мы познакомились, и мне показалось, будто я знаю ее всю жизнь.

– Увлечения случаются все время. Иногда такое происходит и со мной, а мне шестьдесят один.

– Она актриса.

– Ну и ну, – сказал Корнелл. – До чего дошло.

– Она обучалась музыке, и у нее самый красивый голос, какой я когда-либо слышал. Когда она говорит, у меня нет сил сопротивляться. Я пошел в театр, чтобы встретиться с ней перед ужином. Было слишком рано, поэтому я вошел и услышал, как она поет. Корнелл, если бы я был женат, мне пришлось бы бросить жену. Если пойти к ней означало бы, что я умру, я бы пошел.

– Нельзя судить о женщине по ее пению, Улисс.

– Можно. По ее пению можно всю ее узнать.

– Нет. Это не ее песня. Музыка не ее – если не она ее написала. Но даже если она, то песня все равно живет иначе, чем тот, кто ее исполняет. Я знаю, о чем говорю. Я полжизни прожил, прежде чем у нас появилось электричество. А у моих родственников в Южной Каролине до сих пор нет электричества. Когда я был моложе, чем ты сейчас, то все видел при свете, который давал фитиль – фитиль свечи, масляного фонаря или керосиновой лампы. Пламя вьется над фитилем, оно его не касается, не пожирает его. Не сомневаюсь, что ее песня обладает всем тем, о чем ты говоришь. Но ее песня – это не она. Иначе эта песня сожгла бы ее. Пламя никогда не бывает внутри свечи, которая нечто совсем другое. Закулисные Джонни влюбляются в это пламя, но его никогда нельзя потрогать, им никогда нельзя обладать. Оно не длится, и его нельзя любить. Ты просто только что вернулся с войны. Целых четыре года ты жил на острие. Ты по-прежнему живешь во всю мощь и все видишь в героическом свете. Но ты теперь дома. Здесь все по-другому. Здесь это не действует.

– Тогда направляйте меня, – сказал Гарри. – Я буду слушать. Но никаких гарантий не дам.

– Это я и пытаюсь делать. Именно так поступил бы и – Мейер.

– Знаю. Но вы мне не отец. Вы можете просто стоять и смотреть, как я падаю, а поэтому я с большей готовностью приму совет от вас, чем от него.