На Севере диком. Церковно-историческая повесть - стр. 13

Митрофан любопытствовал: встречался ли калика с лопью и где?

– Доводилось, ох, доводилось, – отвечал тот, и отвечал так, как будто со словом «лопь» у него соединялось воспоминание о пережитом ужасе.

– Где встречал-то их? – допытывался Митрофан, и сердце его билось тревожно. – Не в Соловецком ли монастыре?

– Довелось и тамо-тко, – отзывался калика. – Видел я лопь, не к ночи она будь помянута, и в Москве близ великокняжеского терема.

Митрофан насторожил слух, посунулся вперед.

– Ну! Ну!

– Ну, ин, образа она звериного. Шерстью покрыта, ровно вот нежить какая. Руки длинные-предлинные, а глаза с зеленым отливом.

– Но ведь это люди, калика, а, люди?

– Прозываются людьми, а только человекоподобия в них мало.

– И не немы ведь они?

– Какое немы – лопочут. Пристава, ин, разумеют их. Пристава, знамо, в тех местах бывали. Народ умудренный. Им не токмо лопь, они с птицей-сирином, и с той могут толковать.

– И это кривда, калйкушка, что у лопи той собачьи головы, а глаза на груди?

Беседуй калика с какою-нибудь любопытной боярыней, он наверно бы подтвердил, что у лопи головы именно собачьи и глаза так и есть, что на груди, да даже и не боярыне, а всякому другому так бы отвечал, но подтвердить ложь относительно лопи Митрофану калика не мог. Он не решился обмануть чистую душу отрока.

Да и не поверил бы Митрофан, солги калика. Это чувствовал он. «Лопь – такие же, как и мы, люди, только темные, всеми забытые» – такое убеждение сложилось у Митрофана, и никто не был в состоянии разубедить его в этом. Он разузнавал все о жизни Поморья. И чем больше слышал он о дальнем крае, тем очевиднее становилось для него, что это глушь непроходимая, дикая, беспросветная. Митрофан принимал к сведению все, что ему о далеком Севере рассказывали – и правду, и сказки. Он все взвешивал по-своему. Правда знакомила его с дикою лопью, сказки сильнее заставляли задумываться над ее горьким существованием, все больше и больше сочувствуя ей. Стремление вывести дикарей на должный путь овладело всем существом Митрофана, и с этим желанием он, пламенея, жил.

Но как вывести их на новый путь?

Ответ приходил тотчас из глубины любящего сердца: вывести поморян на новый путь – обратить их в христианство. О, какой это великий и действительно достойный человека подвиг – вывести ближнего из мрака заблуждения и указать ему, как надо жить в Боге! Но именно оттого, что это великий подвиг, он и страшит!.. Как приступить? Что делать? Где взять силу убеждения? Откуда почерпнуть духовную мощь и дар слова? Перед этими вопросами Митрофан останавливался, бессильный…