На реках вавилонских - стр. 7
Рота Феодосийского полка выстроилась вдоль состава. Унтер-офицер Москаленко, немолодой крепкий малоросс с короткой седоватой бородой и казацкими усами, командует:
– Мыться по отделениям в порядке номеров! Остальным – вольно. Михалыч, размести роту на станции и организуй чай. Я прохожу с первой группой – офицер должен идти впереди взвода и с шашкой, и с шайкой.
В предбаннике солдаты стаскивают залепленные ошметками глины сапоги, раздеваются. Одежда и белье так запачканы, что кажутся просмоленными.
– И откуда у вас столько грязи и земли? – подшучивает банщик.
– Ты полежи с наше на брюхе в трясине. Пристроился тут шайки стеречь, – огрызается молодой солдат.
– Две недели по болотам таскались, – добавляет другой, постарше.
– Что вы с ним завязались? – Москаленко высовывается из двери; оттуда пышет жаром и березовым банным духом. – Заходи, получай мочалки.
Солдаты радостной гурьбой вваливают в банное отделение, расхватывают куски мыла, окатывают друг друга горячей водой, ожесточенно трут спины.
– Ложись, братцы, на лавки, кого веником обойти?
Распаренные, с красными довольными лицами переходят в бельевую, натягивают чистое исподнее. И только черный ободок въевшейся под ногти окопной грязи мелькает на белом полотне.
– Следующая станция – парикмахерская! – щелкает ножницами цирюльник с рыжими закрученными усами.
Разомлевший, растаявший Москаленко степенно хлебал из блюдечка горячий чай, закусывая московскими конфетами, и неторопливо вел с комендантом поезда уважительный разговор.
– Грязное белье, стало быть, выкидываете?
– Поезд, – веско отвечал комендант, теребя реденькую бородку, – работает по полному циклу. Поступает к нам окопник грязный, заросший, а на свет божий выходит чистый, опрятный, словно новобранец. К вагону-бане прицеплен вагон-прачечная. Пойдемте, Геннадий Борисович, покажу нашу гордость – немецкие стиральные машины: сами моют, выжимают и даже сушат.
– Склад белья, – комендант указал на полки с аккуратными белыми стопками, – а здесь – он приоткрыл дверцу большого металлического шкафа, – дезинсекционная камера. В ней мы уничтожаем друзей Вильгельма.
– Кого-кого? – удивился Геннадий Борисович.
– Насекомых. Бич армии, разносчик сыпняка, а значит – друг Вильгельма. В это отверстие закладывают шинели, одежду. Вша больше шестидесяти-семидесяти градусов не выносит, при восьмидесяти – скрипит, а при девяноста – дохнет.
– Самого бы Вильгельма в эту дырку запихать! – брякнул Москаленко, и офицеры рассмеялись.
С началом Первой мировой вспомнили про банно-прачечные дезинфекционные поезда, которые были изобретены и введены в практику во время Русско-японской войны.