На рандеву с тенью - стр. 48
– Марина Брониславовна, а на этом снимке кто рядом с Машей?
Катя хотела спросить про парня, показавшегося ей знакомым, но вдруг…
Это был еще один цветной снимок: две девушки в обнимку на роскошном белом кожаном диване. На столике из темного стекла перед ними бутылка дорогого итальянского шампанского и три бокала.
Одна из девушек была Коровина, растрепанная, хохочущая, счастливая, в джинсах и белой футболке с оранжевым солнцем. Вторая же… Таких юных толстух было поискать. Девушка рядом с Коровиной – коротко подстриженная кудрявая брюнетка в стильных квадратных очочках в черной оправе – была чудовищно толстой: грудь, живот, ляжки были налиты жиром, лицо утяжелял второй подбородок и румяные пухлые щеки. Однако в этом не было ничего безобразного, отталкивающего, наоборот, что-то детское. Девушка напоминала пухлого, перекормленного ребенка. На ней были черные брюки, видимо, очень большого размера, и широченная черная футболка. Она обнимала льнувшую к ней Коровину за плечи, а другой рукой демонстрировала кому-то жест «виктори» – два поднятых рожками пальца.
– Это кто же такая? Машина подруга? – спросила Катя, разглядывая толстушку.
Коровина-старшая глянула на фотографию, лицо ее исказилось:
– Она, все она, эта бесовка… Верка… Гадина проклятая… И всегда гадиной была, вон ее как жабу раздуло… Отец-то пылинки с нее, чертовки, сдувал, а ей все мало, лишь бы жрать… Говорила я Машке, предупреждала, не пара она тебе, нечего с такой дружбу водить. Кто они и кто мы? Используют тебя да выкинут потом, как тряпку. Так нет, моя все за Веркой тянулась. Все хотелось ей туда, к ним… И мачеха Лариса ей еще тоже голову кружила. Я Машке сколько раз твердила: отойди, не лезь, это их семейное дело, се-мей-ное! Не вмешивайся, ради бога… Так нет, она только Верке в рот смотрела, как проклятая за ней…
– Так это и есть Вера Островских? – тихо спросила Катя.
Коровина поперхнулась проклятиями, выхватила у нее снимок, швырнула на стол.
– Нечего на эту бесовку глядеть!
– Почему же бесовку? – еще тише спросила Катя.
– Потому что туда, к ним, к бесам, в подземелье все таскалась. Вот и дотаскалась – уволокли с потрохами жабу. Только, – тут Коровина снова всхлипнула, – и дочечку мою… Господи, как же ты такое позволил, как допустил?
– К каким бесам в подземелье? – настойчиво спросила Катя. – К каким еще бесам?
Коровина вздрогнула. Пристально посмотрела на нее.
– А ты кто? – спросила она с содроганием, словно увидела что-то. – Ты кто такая? Что, подослана ко мне? Ими подослана? Отвечай! Дочь забрали и меня хотите? Не получится, не выйдет! – Она метнулась к магнитофону, отдернула штору, почти оборвала ее, затолкала кассету. Снова истово грянул церковный хор. Коровина неумело, слева направо, осенила себя крестом, не спуская с Кати испуганного взгляда. Видимо, более не узнавая в ней подруги своей дочери.