На пороге великой смуты - стр. 42
Жаклин сидела бледная, как смерть, и молчала.
– Ты совершила роковую ошибку, не убив меня сразу, в гостинице, дрянь! – крикнул «скоморох», выхватив из-за пазухи кинжал. – Ты признаёшь это?
– Да, граф, – прошептала Жаклин, закрывая глаза и готовясь к смерти.
– Послушайте, ваше сиятельство, – шагнул к нему от двери Барков, но сразу же попал в железные объятия Демьяна, успевшего сбросить с себя медвежью шкуру.
– А теперь я пришёл за дочерью, Аннушка, и без неё никуда не уйду! – сказал граф, усаживаясь в кресло с ней рядом. – Со мной, как видишь, двадцать молодцов, готовых следовать и в огонь, и в воду, если понадобится. Если захочешь, то я представлю тебе их поимённо?
– Н-не надо, – ответила отрешённым голосом Жаклин.
– Теперь, надеюсь, ты поняла, стервоза, что на этот раз влипла по самую макушку? – крикнул граф, наводя на Жаклин, как указательный палец, остриё кинжала.
– Поняла, ваше сиятельство, – прошептала она.
– Ты же помнишь, что я всегда говорю правду и сдерживаю свои обещания? – грозно проговорил Артемьев, срывая парик с головы и «бороду» с лица.
– Да… да… – пробормотала Жаклин, дрожа, как в лихорадке.
– Видишь, мерзавка, – и граф вскочил с кресла, – ты сама виновата, что я ещё и теперь жив. Не будь тебя, я бы не занимался противными мне делами. Но я сказал себе – нет, надо найти свою доченьку и наказать мерзавку, её похитившую. И промахнуться второй раз я позволить себе не могу!
Дрожащие огоньки свечей, стоявших на столе, причудливо освещали испуганные глаза Жаклин, её перекошенное ужасом лицо, но ещё причудливее играли на её белых щеках и скорчившейся в кресле фигуре.
– А теперь за все свои муки и переживания я требую расчёта, – после паузы продолжил граф. – Отдай мне Машеньку, и я пощажу тебя, хотя пойду вопреки своей жажде мести и вопреки здравому рассудку.
Вперив глаза в Жаклин, он едва дышал.
– Ну, змея, что скажешь?
– Я не могу вернуть тебе Машеньку, – простонала она.
– Что-о-о?
– И никто не может вернуть её.
– Что ты городишь, стерва?
– Твоя дочь Машенька мертва. И сам Господь Бог не сможет оживить её!
Это страшное признание прозвучало как гром среди ясного неба. Потрясённый услышанным, граф словно окаменел. Замерли и все присутствующие.
Но нависшая в комнате зловещая пауза длилась недолго. Глаза несчастного графа налились кровью, губы побелели, но он не упал в обморок. Напротив, с обезумевшим видом он бросился вперёд и схватил Жаклин за горло.
– Это ты её убила? – прохрипел он, сжимая пальцами её горло.
– Н-нет, – прошептала она, даже не пытаясь сопротивляться.
– Кто тогда?!