На одной волне - стр. 3
А течение… течение…
Десять Секунд!
Папа сразу понял, что произошло.
В отличие от всех, кто стоял с противоположной стороны от места погружения брата, мы стояли как раз за спинами «купальщиков». Зима была малоснежная, поэтому лёд на реке был чистый, даже, я бы сказала, прозрачный. И мы… мы… увидели, как брат, сопротивляясь течению уходит нам… под ноги.
Восемь Секунд!
Мама бросилась к мужчинам с канатом с криком:
– Сделайте что-нибудь! Сделайте!
Шесть Секунд!
Я, как кусок льда, застыла, глядя… глядя на папу:
– Папа… Папа…
Четыре Секунды!
Папа безвольно провожает глазами ускользающего подо льдом брата, шаг за шагом сопровождая его.
– Сынок… Сынок…
Две Секунды!
Мама безжизненно кричит папе:
– Колобок!!! Спаси…
Ноль Секунд!
Папа разбегается, широко открыв рот хватает воздух, отталкивается левой ногой, максимально выбрасывая вверх правую, подпрыгивает так высоко, насколько позволяет его сила поднять надо льдом сто тридцать килограммов и… разбивая каблуками ботинок свинцовый лёд, проваливается сквозь него прямо перед мутно просматривающимся подо льдом силуэтом сопротивляющегося течению брата…
И ловит его…
И крепко обнимает…
***
На часах девятнадцать часов. То самое время. Как двадцать лет назад…
Я сижу на веранде, плотнее укутавшись в толстый плед, и жду, что с минуты на минуту в дверь постучат, я встану, открою, и на пороге будут стоять мой папа и брат. Промокшие, продрогшие, нетерпеливые в ожидании горячего маминого чая с щедрой добавкой кипрейного мёда: на улице – идущий всю неделю снег сменил проливной дождь… Как-то необычно для погоды на Крещение. В последний день Святок…
Но на то и Святки. Все ждут волшебства. До последнего дня.
…
Простите… Как будто стучат…
Александр Крамер. МАСТЕР
1
Не знаю, с чего начать. О приюте рассказывать нечего. Приют – он и есть приют. Когда по возрасту выперли, пошел на поденщину. Куда больше? Жил, как черт в болоте: ни друзей, ни знакомых – просвет какой даже и не намечался.
Сижу как-то вечером, после каторги десятичасовой, в дрянной забегаловке рядом с домом, где мы на троих конуру под крышей снимали, душу грею, пиво цежу. Тут подсаживается к столу барин в пальто на меху и шапке бобровой – физиономия круглая, глазищи желтые, губа верхняя короткая, зубы, как надо, не прикрывает, и над губой усы рыжей щеткой торчат. Кличет барин челядинца, спрашивает водки с закуской, филиновы буркалы в меня вперил – молчит. Аж до тех пор молчал, пока заказ на стол не поставили – тогда себе в рюмку, а мне в кружку, почти пустую уже, водку из графина разлил, тарелку с закуской на мой край передвинул, приподнял стопку и, глаз не спуская, выдавил: «Вот адрес, придешь завтра в семь, про работу с тобой потолкуем. А теперь за знакомство выпьем – чтоб удачным вышло и долгим», – стукнул рюмкой об стол – только и видели.