На неведомых тропинках. По исчезающим следам - стр. 48
Очередной кусок обоев остался в руках, открывая исписанную цифрами стену.
Я вспомнила звонок, прозвучавший в этой квартире семь лет назад. Леха, тот самый сослуживец мужа, торопливо поздоровался и попросил:
– Ольга, позови Кирилла, пожалуйста.
– Он в магазин пошел. За хлебом…
– Он что? За чем пошел? – вроде бы не поверил собеседник.
– За хлебом. – Я рассмеялась. – Не за водкой же.
– Да. – Мужчина на том конце провода замолчал.
Ко мне подбежала Алиска и, схватившись за подол халата, стала тянуть в сторону кухни. Маленькие ладошки были перепачканы в муке, я затеяла лепить пельмени, и дочка помогала, честно поедая сырой фарш прямо с кружков теста. Удивительно, какие детали подсовывает память.
Ткань треснула, и оборка осталась в маленьких пальчиках.
– Давай, он тебе перезвонит? Диктуй номер.
Я потянулась к стаканчику с карандашами, Алиса отпустила ткань, и та повисла, касаясь тапок. Дочка обхватила ладошками ногу и стала нараспев повторять:
– Ма-ма-ма-ма.
На том конце трубки что-то с горохом упало, и собеседник торопливо стал диктовать цифры. Я записала их прямо на обоях рядом с косяком. Алиса, потеряв терпение, дернула меня в сторону кухни, и последняя тройка номера съехала в сторону.
– Я передам, чтобы он перезвонил.
– Ма-ма-ма-маааа.
– Нет, скажи, что я прошу хозяина… вашего перезвонить. – Он выделил голосом слово «прошу».
– Передам. – Я положила руку на светловолосую голову дочери, и та сразу замерла, словно поняв, что через мгновение мама будет в ее распоряжении.
– Скажу, что на коленях умолял. – Я развеселилась.
Но собеседник ответил неожиданно серьезно:
– Так и скажи.
Все еще смеясь, я повесила трубку и занялась дочерью.
Один эпизод, один отрывок из жизни. Сейчас уже не удавалось вспомнить, как отнесся к просьбе друга Кирилл, и перезвонил ли.
Отдирая обои кусок за куском, я молилась, чтобы запись сохранилась, чтобы не затерлась и не затерялась среди кучи таких же. Я не в первый раз чиркала на стене. Мама потеряла надежду приучить меня к блокноту или тетради. Даже если бумага оставалась рядом, рука все равно поднималась к стене над аппаратом.
Нетерпеливый рывок, и в руках остался пласт размером с альбомный лист. Старая стена была исписана цифрами, буквами и даже кривобокими цветочками. Я наклонилась к надписям, почти водя носом по бумаге.
– Ну же! Где?
Буквы, черточки, крючочки. Это мой почерк? Отрубите мне руку.
Засаленная бумага, по которой я водила пальцем, бормоча проклятия и, скорее всего, походя на умалишенную, не спешила давать ответы. Взгляд зацепился за смазанную, съехавшую тройку. Шесть цифр, написанных другой женщиной в другой жизни. Я потянулась к тому же самому стаканчику с карандашами, выдвинула ящик трельяжа в поисках пресловутого блокнота, не сводя взгляда с номера. Нашла только счет за квартиру, но это уже не имело значения.