На неведомых тропинках. По исчезающим следам - стр. 47
Допрос длился пять часов, и еще десять я провела в камере, забывшись сном. А потом меня просто отпустили, выдали куртку и велели убираться.
Тогда я не думала, почему, я и сейчас об этом не думаю. Может, они полагали, что муж свяжется со мной, и ловили на живца. Или Кириллу было не совсем наплевать на жену, и он в очередной раз поговорил с нужным человеком, а, как известно, после разговоров с моим мужем люди иногда совершали странные поступки.
Все, чем я занималась следующие несколько часов, дней, недель – это рассматривала альбомы с фотографиями и перебирала вещи. В квартире провели обыск, и карточки из выпотрошенного альбома устилали пол, свитера Кирилла, пропитанные его запахом, валялись вперемешку с моими. Детские носочки, казавшиеся совсем маленькими, заставили реветь в голос. Я расклеилась, сдалась, впала в ступор. Спала, когда могла заснуть, а в остальное время пялилась на стены.
Помню, было десять утра, мама позвонила в очередной раз с очередной порцией утешений. Но мне было все равно, все потеряло смысл. Поначалу звонков раздавалось много, но собеседник из меня неважный, и многие сочувствующие исчезли. Остались лишь близкие. Это я поняла спустя время, тогда же хотела одного – чтобы мне вернули семью.
– Оля, – мамин голос был встревоженным, – Оля, как ты?
– Нормально.
– Не ври.
– Тогда не спрашивай. Со вчерашнего дня ничего не изменилось.
– Оля, я могу приехать прямо сейчас.
– Не надо.
– Но Оль…
– Пожалуйста, мам, не сейчас. – Я швырнула трубку на аппарат, обрывая очередное встревоженное «Оль».
Это был последний раз, когда я слышала мамин голос. А она – мой. Больше мы никогда не встречались.
Трубка упала на рычаг, и телефон тут же зазвонил вновь. Я дернулась, схватила аппарат, сорвала со стены и швырнула об пол. Легче не стало, и боль потери никуда не делась. Один из гвоздей крепления так и остался в стене рядом с косяком. Зато второй был вырван. В рваной бумажной дыре зеленел кусочек предыдущих обоев. Делая ремонт, мы просто наклеили новые обои на старые. И сейчас часть скрытого прошлого бесстыдно заглядывала в дыру. Я коснулась бумажного края, обхватила и потянула, сдирая первый слой. А потом еще и еще, отрывая кусок за куском, боясь остановиться, боясь ошибиться и не доверяя собственной памяти.
За последние дни я перебрала вслед за милиционерами все вещи и все воспоминания, ища что угодно, за что можно зацепиться, и если не найти семью, то хотя бы понять – почему они исчезли.
В наше последнее утро Кирилл разбудил меня поцелуем, таким сонным и мягким, что у меня до сих пор мурашки бегут от воспоминаний. Не так прощаются с той, что стала не нужна. Иначе мне оставалось только выйти из подъезда, миновать лесополосу, мини-рынок, станцию, спуститься с перрона и сесть на рельсы. Какой только идиотизм не приходит в голову в моменты отчаяния!