На нарах с Дядей Сэмом - стр. 20
Следуя наказам своих более опытных товарищей о многочисленных стукачах в американских тюрьмах, я выдавал информацию весьма избирательно. Однако открытость собеседника вступала в явное противоречие с образом доносчика, и вскоре мы заговорили откровенно.
Неожиданно я вспомнил фильм и детскую оперу советских времен о чернокожем юнге Максимке. С того момента я называл своего добродетеля только этим именем.
Он не обижался и реагировал на мои шутки вполне адекватно.
По-русски Максимка в отличие от киногероя говорил достаточно грамотно и без акцента, присущего детям иммигрантов, которых привезли в Америку в нежном возрасте.
Его родители были врачами и имели практику неподалеку, в Северном Нью-Джерси. Сам он жил в Бостоне со своей герлфрендшей[20], пока не был арестован и посажен под домашний арест на «исправление» к маме с папой.
Сидел Максимка за попытку получить деньги от пославшего его «куда подальше» должника. Судья дал ему 36 месяцев[21].
Помимо официальной службы в автомагазине «Ниссан», мой новый товарищ держал небольшой подпольный тотализатор и принимал ставки на основные спортигры. Работа букмекера оказалась явно неблагодарной – один из его клиентов, проигравший около сорока тысяч, решил вместо расплаты сдать Максимку властям.
Повесив на шею фэбээровский микрофон, должник начал действовать по составленному агентами сценарию. Он в наглую отказался платить по векселям и вел себя, как боевой петушок.
Изюминкой любой подстроенной беседы является с трудом выжатый ответ на вопрос: «А что будет, если я не заплачу, не сделаю, не рассчитаюсь и т. п.»
Ничего не понимающий Максимка (с чего это вдруг давнишний клиент в одночасье стал таким непонятливым) что-то в сердцах ему сказал. Этого было достаточно, чтобы обвинить и позже засудить Максимку по «волчьей» статье: «Вымогательство с использованием угроз».
Что в сердцах может сказать русский человек, когда ему в наглую заявляют, что платить не будут? Обратиться в полицию или суд (особенно в случае с не совсем официальным бизнесом) ему придет в голову в самую последнюю очередь. Сначала он попытается решить вопрос самостоятельно.
Я бы сказал – «по-русски»…
На этом мой Максимка и попался.
В судебных бумагах стояла фраза «возможное насилие» – черная метка для каждого зэка. Из-за нее многие тюремные поблажки для него, меня и еще нескольких русских заключенных, были недоступны.
В глазах правосудия и общества мы принадлежали к грозной «рашен мафиа». Во всяком случае, под таким клеймом мы проходили в американской прессе.
…С того первого дня в Форте-Фикс мы с Максимом и подружились.