На нарах с Дядей Сэмом - стр. 15
В тот момент он скорее играл марш Преображенского полка и громко дул в фанфары: «Ура, я не один!»
– Ты в какой камере? – по-деловому спросила голова. Мимолетом я успел рассмотреть, что ее хозяину лет 25–28.
– Не помню, кажется, в двести пятнадцатой. Ты не знаешь, где это? – ответил я, глядя вверх и продолжая сжимать свои пожитки в правой руке.
– Это здесь, недалеко от меня. Поднимайся, я тебя сейчас встречу, – любезно закончил черноголовый беспризорник, ловко выбрасывая сигаретку из окна.
За нашим иноязычным диалогом заинтересованно наблюдало как минимум человек тридцать черных и латиноамериканских зэков. Кто-то из них не удержался и спросил:
– Ты откуда, парень?
– Из Нью-Йорка, но вообще-то родился в России, – сдержанно процедил я домашнюю заготовку. Хотя краем рта я и улыбался, но одновременно продолжал играть роль «крутого парня», еще более сводя плечи вперед.
– Икскьюз ми, гайз[13], – раздавал я налево и направо потоки суровой вежливости, пробираясь через плотно стоящую в коридоре толпу зэков.
За моей спиной слышался громкий шепот: «Рашен, рашен».
В этот момент я с радостью понял, что «русскую мафию» в тюрьме, кажется, уважали.
На лестничной площадке второго этажа меня уже поджидал новый знакомец. Он был среднего роста, с темной, густой, коротко стриженой шевелюрой и трехдневной щетиной на молодой физиономии.
Соответственно сезону и надвигающимся выходным шкидовец был одет в просторные серые шорты ниже колен и белую майку с пятном пота на груди. На загорелых ногах – белые резиновые шлепки. Он выпячивал несуществующий живот и, прищурившись, рассматривал меня. Я как можно дружелюбнее улыбнулся и представился:
– Привет, меня зовут Лева.
– А я Максим, – ответил паренек, протягивая руку.
Ему было 25 лет, в Форт-Фикс попал из Бостона. Здесь он находился уже вполне солидное время – целых полтора месяца. Поэтому моментально показался мне опытнейшим зэком и наимудрейшим тюремным мэтром.
Максим Шлепентох был похож на загорелого солдата из Французского легиона и беспризорника одновременно. Большие улыбающиеся карие глаза со смотрящими вверх, как у щенка, бровями, напоминали мне глаза Антуана де Сент-Экзюпери.
Еще большее сходство с колониальным военным Максиму придавала тюремная форма цвета хаки, которую я увидел на нем пару дней спустя. Макс любил немного по-реваншистски закатывать рукава на своей темно-защитного цвета рубашке.
…Мой первый тюремный приятель выхватил у меня тюк с постельными принадлежностями и уверенно повел за собой по длинному коридору.
Мы громко шлепали резиновыми подошвами по цементному полу, а эхо уносило эти странные звуки вперед. Навстречу нам шли, спешащие на ужин мои новые товарищи по несчастью, которые выходили из своих камер, расположенных по бокам коридора.