На грани двух миров - стр. 2
Выбесила меня, паршивка!
– Нет. Не воровка я! – с надрывом в голосе, глядя глаза в глаза. – Я не помню. Правда! Отпусти меня!
– Ах-ха-ха! – я надменно расхохотался, с силой сжимая тощую ручонку. – Не помнишь кто ты? Так отчего тогда смеешь утверждать, что ты не воровка?!
– Просто… Просто потому, что ничего не украла, – обиженно шепнула, опустив глаза в пол. – Мне чужого не надо. Я просто заблудилась.
Я брезгливо оттолкнул от себя замарашку, отряхнув ладони друг от друга. Врёт ведь. Сто процентов врёт!
Было дело, когда кучка беспризорников с ближайшей деревни ко мне в хату забрались. Я тогда настолько остервенел, что пулю каждому в пятую точку пустил. Хорошо, что эта была соль. Но сейчас… сейчас я перешёл на боевые. С каждым днём жить становится не на шутку опасно.
– Как тебя зовут, откуда ты? – на корточки присел, взглядом исподлобья по рыжим волосам полоснул. – Будет лучше, если сама признаешься, чтобы я в полицию просто так не звонил. Признаешься, и может быть я позволю тебе просто уйти.
Кажется, девчонка немного опомнилась. И у нашей потеряшки проявился характер, на пару с бесстрашием.
– Я не помню, как меня зовут! Ясно! – борзая, раскричалась тут до хрипоты. – Я вообще ничего не помню! Мне просто очень холодно… и у меня болит голова. А ты тут орёшь, как ненормальный!
Наглая, неотесанная прошмандовка! Через колено бы перебросил и нахлестал от души. А затем ещё и рот с мылом промыл, чтобы со старшими не огрызалась. Судя по всему, девчонка была младше меня на несколько лет. На вид, замарашке примерно двадцать два – двадцать три, не больше.
Так. Хватит! Достаточно уже пустого трёпа. Иначе сорвусь окончательно. А меня вывести, всё равно что перед акулой с куском сырого мяса проплыть.
– Я просто ненавижу чужих, – громко заявил. – Да и вообще в принципе ненавижу людей. Это моя территория. Я одиночка. А ты – убирайся! Пошла вон, – ногой с треском по полу топнул, прогоняя нахлебницу. – Здесь тебе не дом милосердия! Я сам еле-еле концы с концами свожу, постоянно одну рыбу жру. Тошнит уже! Иди туда, откуда пришла. Ещё раз увижу – в открытом море притоплю. На корм карасям.
Грязная, в подранном до дыр платье, которое когда-то было идеально белым, поверх которого была наброшена джинсовая куртка, прихрамывая и спотыкаясь на каждом шагу она, обхватив своё дрожащее тело руками, пулей выскочила из сарая и, не проронив ни единого звука, побежала в сторону берега.
– Эй! – окликнул. Всё же не выдержал, сжалился, добродетель блин. – На вот, возьми, – бросил полбуханки хлеба. Один кусок ей пожертвовал, другой оставил себе. Снова придётся за припасами хрен знает куда тащиться. – Возьми и забудь дорогу к моему дому. Навсегда. Я люблю одиночество.