На букву "М" - стр. 28
Так, из короткого разговора я и не поняла: она в курсе что произошло или нет. И не врубилась, с чего я должна чего-то бояться или смущаться — за эти два дня я словно зачерствела — это всё ещё моя работа и я пришла.
Попрыгала по лужам на чёрной плитке. Отряхнула зонт на входе. Надеялась, что Дрим встретит меня на подоконнике — он часто курил в то время, когда я прибегала на смену. Но вспомнила, что пришла раньше — написать заявление.
Никого не встретив, подсобными помещениями, служебными лестницами, мимо постояльцев отеля побрела в сторону администрации.
В отделе кадров приняли моё заявление на увольнение как баночку с мочой в лаборатории. Равнодушно. С долей профессионального презрения. Работа у них такая. Им каждый день такое приносят. А мне стало хуже. Я привычно откивала на все предупреждения: мне сообщат, когда Вадим Ильич подпишет приказ; мне в любом случае нужно отработать две недели; форма является собственностью компании и её нужно сдать. И вышла из кабинета, словно меня заставили сделать аборт. Опустошённая. Истерзанная. Будто совершила преступление, предала, оступилась, сделала неправильный выбор. Но после того, что произошло на банкете о том, чтобы остаться в заведении Агранского, не могло быть и речи.
Старенькие кроссовки набрали по дороге до работы воды и противно хлюпали, но я обратила на это внимание, когда уже возвращалась в ресторан. Их бы просушить. А тёплые полы были только в душевых. Я повернула в нужную сторону. И замерла, войдя в приоткрытую дверь.
— Наташ, тебя это не касается. Кого и куда я вожу, — этот тягучий, густой как патока бас я узнала бы везде. По тоскливым ощущениям мухи, застрявшей в меду. По тугому узлу, в который тут же скрутились внутренности где-то в районе желудка. Сейчас многократно усиленном осознанием: я зашла не вовремя, и разговор идёт обо мне.
— Дим, ей девятнадцать лет. А у тебя, дружочек, дочь, бывшая жена, всё ещё сидящая на твоей шее, комната в коммуналке, ипотека, долги, клопы, соседи, — голос Натальи, отражаясь от кафельных стен, звучал особенно звонко. И неприятно.
— Спасибо, что напомнила, — усмехнулся Дрим.
— Вот зачем ты взялся её подвозить? Она ведь поди возомнила себе уже невесть что. Поплыла. Размечталась.
— А ты ей кто, мать?
— Я ей и мать, и отец, и подруга, и начальник, и матушка игуменья в одном лице.
— Так и береги её тогда от Агранского. А я уж как-нибудь сам разберусь.
— Ди-ма, — выдохнула она каждый слог отдельно и, возможно, сделала шаг к нему. Я в ответ на это движение испуганно прижалась к стене. Сердце стучало так громко, что, казалось, выдаст моё присутствие. — Ты думаешь, я ничего не вижу и не понимаю? Думаешь, не догадываюсь, что она тебе нравится?