Мысль изреченная - стр. 4
– Ничего. Тебя я век не видел, и тебя не было, а теперь ты есть. Словно проявился по моему желанию. Вот было бы здорово придумать такой приборчик, который при нажатии кнопки телепортировал бы нас в желаемую часть света к желаемому человеку.
– Почему бы вам не придумать такой приборчик, – обыденным голосом сказала Полина, наливая в кастрюльку воду и бросая в нее свернутую в кольцо порцию итальянской вермишели.
Вот гениальное блюдо. Ничего не надо особенно готовить, а только выдержать продукт в кипящей воде определенное время.
Вскоре долговязый Окунев, неловко согнувшись и покраснев от усилий лицом, заглатывал хлюпающую вермишель.
Он ловил ее губами, сильно втягивая воздух. Вермишельные линии летели в открытый рот, исчезая в нем без последствий.
Полина наблюдала за действиями голодного польского предпринимателя с удивлением. Казалось, в широком рту Окунева поочередно исчезнут вермишель, тарелка, все, что на столе, а потом туда же последует и все остальное.
Что-то очень сильно из Гоголя – никак Пузатый Пацюк, которому вареники, предварительно обмакнувшись в миску со сметаной, сами влетали рот, стоило только его открыть.
Полина улыбнулась моим мыслям, она их одобрила. И тут же сильно шевельнулась, едва не свалив увлекшегося едой Окунева со стула.
Он на мгновение остановился, испуганно- сердито глянув по сторонам – в следующее мгновение решительно расправился с оставшейся вермишелью.
Я мысленно аплодировал, это был высший класс. Прекрасная сцена, достойная сцены.
– Все, – сказал Окунев, – я сыт, теперь можно к деловой части.
– Ты еще не выпил кофе, – сказал я, надеясь получить удовольствие еще от этой пищевой операции.
– Да, – сказала вдруг переставшая спешить Полина, – еще кофе с гренками.
– Гренок не надо, а кофе больше.
– Он очень крепкий, – напомнил я.
– Я люблю крепкий, – сказал Володя и нетерпеливо осмотрелся.
Пил он маленькими глотками, закрыв глаза, издавая урчащие звуки. Мы обступили его, радуясь насыщающемуся голодному человеку.
Вот что такое настоящая живая жизнь – не причмокивания вперемежку с затяжками сигаретным дымом и рассуждением о длинных ногтях Кристы Ачнур.
Глупая мысль посетила меня: а что, если забраться сейчас в голову Окунева и послушать, о чем он думает.
Я осмотрел своего товарища, пытаясь определить по внешним чертам направление его мыслительной деятельности, но кроме болезненного сосредоточения на еде, ничего не заметил.
– Пойду подышу на балкон, – сказал я, мысленно выругавшись.
Полина села напротив уже погасившего первый голод Окунева. Я мысленно поблагодарил ее. Она кивнула.