Мы и наши малыши - стр. 41

. Однако еще важнее то, что подобное лингвистическое танго – это явное свидетельство подстройки. Каким бы ни был язык, какой бы ни была культура, родители по всему миру подражают детскому лепету одинаково, потому что все они эволюционно приспособлены вступать со своими малышами в речевое взаимодействие, а все младенцы готовы их слушать.

Хотя человеческие младенцы рождаются зрячими, они еще не умеют хорошо фокусировать взгляд, а принятая у нас на Западе в роддомах практика закапывать новорожденным в глазки нитрат серебра еще какое-то время не дает им видеть как следует. И тем не менее младенцы быстро узнают очертания человеческого лица, когда глаза, нос и рот расположены на своих местах, и предпочитают его портретам в стиле Пабло Пикассо. Внимание в прямом смысле только что родившегося младенца уже можно привлечь схематичным черно-белым изображением лица, но если это изображение исказить, младенец быстро переключится на что-нибудь другое[95]. Начиная чуть ли не с трехнедельного возраста дети уже могут отличать людей от предметов и больше интересуются людьми[96]. Родители поощряют это, намеренно «строя лица» и играя голосом, чтобы удержать внимание малыша.

Но в таком общении есть нечто большее, чем просто кривляние. Когда взрослые общаются с младенцами, они играют роли партнеров в сложном социальном танце-взаимодействии, где каждый направляет другого и который является для младенца жизненно необходимым условием для развития его психики и навыков общения[97]. Знаменитый педиатр Томас Бразелтон в своей практике заметил, что мамы и малыши, как кажется, строят свою игру по одной и той же схеме, как музыкальное произведение, где активность исполнителя каждой партии то возрастает, то спадает и каждый своими действиями руководит партией другого. В лабораторном эксперименте младенцам сначала давали плюшевую обезьянку на резинке, а затем, убрав игрушку, просили мам поиграть со своим малышом. С мягкой игрушкой дети играли не так, как со своими мамами. С обезьянкой они фокусировались на игрушке, тянулись к ней, но вскоре им становилось скучно, они отворачивались и больше обезьянкой не интересовались. С мамой они тянулись к ее лицу, были возбуждены и полны внимания, а затем их внимание постепенно рассеивалось. Все матери, насколько можно было судить, чутко отзывались на циклическое чередование периодов внимательности и рассеянности и реагировали на спад активности, предоставляя малыша самому себе; затем все начиналась снова. В экспериментах, где женщинам было сказано не реагировать на жесты младенцев, те раз за разом пытались привлечь внимание мам, суча ручками и ножками и заглядывая им в лицо. Когда женщины не реагировали и не отвечали на приглашение вступить в общение – взглянуть друг на друга и уделить друг другу внимание, – ребенок сдавался, делал несчастный вид и начинал совершать самоутешающие действия типа сосания пальчика (см. также главу пятую)