Мы еще вернемся в Крым - стр. 36
Неожиданно оттуда, из района порта, показался самолет. Лара испуганно прижалась к стене дома. Гудящая железная птица с каким-то жалостным завыванием пролетела низко-низко, оставляя за собой черный дымный хвост. Лара на какое-то мгновение увидела за стеклом кабины окровавленное лицо летчика с крупными авиационными очками, его яйцевидную голову, обтянутую черным кожаным шлемом. Бомбардировщик наискось пересек улицу и, пролетев еще пару кварталов, в следующие секунды врезался в вершину Лысой горы. Раздался глухой взрыв…
– Получил, гадина! – со злорадством прошептала Лара.
К немецким летчикам у нее была своя неприязнь. Лара никогда не забудет жуткую бомбежку под Джанкоем, когда такие же немецкие самолеты безжалостно бомбили их мирный эшелон. Она сама до сих пор не знает, как ей удалось выбраться из того огненного кошмара, из грохота стрельбы, оглушающих взрывов, отчаянного женского вопля, свиста осколков, криков перепуганных детей и раненых…
А мама, ее родная мамочка, осталась в том эшелоне.
Их семью, как и семьи всех немцев, проживавших в Феодосии, военные с винтовками подняли на рассвете, разрешили взять с собой только необходимое и под охраной погрузили в вагоны. Тогда Лара впервые услышала странное суровое слово «депортация»… Военные заверяли, что это «временное переселение в безопасный тыл, подальше от фронта». Но мама тихим голосом сказала ей, что им, русским немцам, «власти не доверяют». Однако выехать из Крыма удалось не всем. Фронт настиг их под Джанкоем… Там скопилось несколько таких эшелонов с депортируемыми из разных концов полуострова. Немцы старательно и безжалостно разбомбили своих же немцев – стариков и старух, женщин и детей, ибо все мужчины еще в первые дни войны были мобилизованы в армию или на трудовой фронт.
Ларе удалось вырваться, убежать из того кошмарного огненного пекла. А заодно и избежать этой самой депортации. А мама осталась в вагоне.
И Лара ничего не знает о ней. Где она? Жива ли? Ее добрая и заботливая, милая и родная, строгая и понимающая, единственная и дорогая мамочка….
С тех пор Лара живет одна. Одна на всем белом свете. С того последнего дня августа… Тот день она никогда не забудет.
Порыв ветра бросил в лицо снежную крупу. Глаза невольно заслезились. То ли от ветра и снега, то ли от нахлынувших горьких чувств. Ей стало тоскливо и одиноко на пустынной улице. Война все перевернула в ее жизни, все перепутала, скомкала ее светлые мечты и радужные надежды на ближайшее будущее…
Плотные снежинки, как пригоршня холодных песчинок, хлестнули по щекам. Лара остановилась. В районе порта грохотали разрывы бомб и гремели выстрелы. Кругом ни души. Улица пустынна. В домах окна закрыты ставнями. Жители попрятались, пережидают авиационный налет. Только жалостно, с завыванием, лают собаки. Да гортанно каркают вороны над головой. А винтовочные и автоматные выстрелы на улице, которые ее насторожили и напугали, как внезапно возникли, так же и стихли. Куда же она идет? Почему не домой? Чего испугалась? Только сердце по-прежнему взволнованно билось в груди. А вдруг что-то случилось с Рудольфом?