Музыка - стр. 8
Вошли мужчины, возбуждённо обсуждающие свою игру. Неволин взял руку Елены, нежно поцеловал её, поклонился и, простившись со всеми, уехал.
Утром Елене Николаевне принесли конверт с несколькими, вложенными в него листками, исписанными безконечным, упоительным стихом.
Не в силах ум сдержать волненья,
Что грудь терзает и томит,
И нет ни в чём успокоенья,
Куда-то мимо жизнь летит.
Ещё в душе хранятся робко
Обрывки звуков нежных струн…
Их прочь относит явь так ловко,
Как пену волн морских бурун.
Ещё мне грезятся призывы
К возврату жизни той былой,
Ещё во мне, как будто, живы
Мечты о бытности иной.
Увы! Безплодны ожиданья,
И тьмой чертоги грёз полны,
Где не исполнились желанья,
Где не сбылись младые сны.
Неудержимого порыва
Разбит о камни утлый чёлн,
И звук могучего призыва
Непониманью обречён.
Там, где вчера играла радость,
Теперь всё мертво и бледно,
И птица серая – усталость
Спустилась тихо на окно.
А за окном вчера был праздник,
Сияли краски, пела высь.
А нынче все огни погасли,
Цветы за ветром унеслись.
И нет ни времени, ни места.
Один, в объятьях полусна.
Осеннюю скупую пьесу,
Уйдя, оставила весна.
Её мы слушаем печально,
Мечтать не смеем и молчим.
И ждём чего-то, и нечаянно
Надежду робкую таим.
Но не сплести цветов увядших
В живые, свежие венки,
И в днях былых, давно пропавших,
Осыпались их лепестки.
По счастью, рядом никого не было, никто не заметил румянца на её лице, когда она сидела в кресле, прижав листок к груди, с ошалелым выражением лица. Накануне у неё не было возможности наедине с собой попытаться осмыслить те сложные чувства, которые вызвало у неё признание Неволина. Они были скорее неприятны и очень походили на уколы ревности.
Муж её вечером был в прекрасном расположении духа, и желал непременно, чтобы супруга разделила его романтические настроения. Такие настроения были постоянным мотивом в их семье, и сквозь это благодушное облако Елене некогда было морочить голову рассуждениями. Позднее, в один из самых тягостных периодов своей жизни, она будет с тоской вспоминать эти безмятежные годы, которых она, должно быть, не успела и не сумела оценить, а теперь уж поздно.
А в то утро она сидела в гостиной и отдавалась своим душевным водоворотам, держа в руках письмо Алексея Платоновича. Как этому человеку всегда удаётся угадать её мысли и чаяния, её чувства, даже самые мимолётные? Нет, не угадать. Это что-то другое. Нельзя ТАК угадать другую душу. Надобно самому иметь подобную же душу. Как мог он знать всё, что она втайне, в самой глубине души пережила и передумала за это время? Или мысли и чувства её пе-реливались по эфиру прямо в его мысли, в его душу? Конечно, они знакомы очень давно. Многое знают друг о друге. Но чувства? Они—то остаются скрыты внутри нас, лишь, может быть, краешком своим показываясь на люди, как айсберги.