Музыка - стр. 10
«Ну, так и не говорили бы! – с раздражением думала Елена Николаевна. – Кабы не эти ветреники, о чём бы вам и говорить было? Удивительно, как люди не имеют собственной жизни! Та́к их занимает чужая. Тут не знаешь, как всюду поспеть. И семью блюсти, и Бога не забыть, и о себе позаботиться. А ещё столько затей разных приходит. Где музыку новую разберёшь, где чудной узор из ниток придумаешь, а то затеешь с кухаркой новый пирог изобретать. А они не знают, чем занять свой ум и руки! Да лучше поехать в галерею или книгу хорошую прочесть, чем сидеть целый день на балконе, разглядывая, кто и куда идёт, как графиня П., или старый господин Р.».
глава 2 затмение
Оставшись одна с детьми, Елена Николаевна искренне горевала о муже. Весь год она никуда не выезжала из дома, предаваясь то слезам, то воспоминаниям. Потери преследовали её одна за другой. Старая нянюшка совсем расхворалась, и её дети увезли её к себе в деревню. Много внимания требовал Митя, никак не желавший поверить, что милый его папенька больше никогда не придёт поиграть с ним, не возьмёт его кататься, не станет рассказывать историй о храбром солдате и глупом торговце. Мальчик стал замкнут, начал часто простужаться и болеть. Мать была удручена. Детям наняли новую няню.
Танечка, маленький ангелочек, душою удалась, как видно, в мать. Она брала своими ручками лицо Елены Николаевны и пристально вглядывалась в него. Личико её начинало морщиться, и она разражалась громким плачем, от которого долго не могли успокоить её ни мать, ни няня. Девочка желала понять, что такое страшное поселилось на мамином лице, но понять не могла, а лишь впитывала тревогу, которой не могло вместить её сердечко. И тогда слёзы бра-лись вынести эту недетскую боль наружу. Она замолкала только когда Митя, совсем так, как это делал с ним его отец, брал её к себе на коленки и начинал гладить по голове, что-то тихо мурлыча ей в самое ушко.
Сын и внешне был точной копией отца, и теперь старался во всём подражать ему, словно боясь забыть, упустить из памяти хоть одну, даже мельчайшую деталь о горячо любимом папеньке. Глядя на этих двоих осиротевших малышей, мал мала меньше, Елена Николаевна приходила в исступлённое отчаяние.
Кое-как успокоив детей, она уходила в свою комнату, где снова начиналось всё то же – слёзы. Она понимала, что так продолжаться не может. Но что поделать с этим, придумать не могла. Кроме душевной горести их вот-вот могла нагнать ещё и беда безденежья.
Покойный муж занимался коммерческими делами, ничуть не смущаясь своего дворянства. Он говорил: «Титул на хлеб не намажешь. Теперь не то время, чтобы надеяться на мужика, авось да небось прокормит барина!» Но он умер так неожиданно, совсем молодым, что не успел оставить распоряжений о своих делах. Елена Николаевна ничего не смыслила в этих вопросах. Предприимчивые родственники мужа быстро прибрали к рукам его дела, Елене же сообщали то о сложном процессе какого-то перехода, то о племяннике, сбежавшем с деньгами в Америку, то о кризисе и других ужасных словах, которых она не понимала и не любила. Она была не глупая женщина, но только не там, где дело шло о механике или о зарабатывании денег. Оставались только доходы от имения, та скромная доля, которую оставили ей родители. Надобно было растить, а потом и вывести в свет детей. Дать образование Мите и приданое Тане. Елена Николаевна вздыхала и впадала в задумчивость, которая легко приводила её к слезам.