Муза для чудовища - стр. 9
– Ты чего убежала так рано? – На лице Максика было выражение недоуменной обиды. – Не дождалась меня...
– Извини, я хотела пройтись.– Приступ позорной слабости закончился, и теперь во мне боролись стыд и злость, причём последняя явно побеждала.
– Агаш... – Максик замялся, задумчиво рассматривая мой свитер. – Хорошо выглядишь...
– Спасибо.
Я села за стол и с демонстративно важным и сосредоточенным видом принялась перекладывать с места на место совершенно бесполезный бумажный хлам, которым моё рабочее место было завалено под завязку. «Ну, уходи же, уходи! – мысленно уговаривала я Глебова. – Пожалуйста, не надо. Не сегодня. Не сейчас!»
– Агаша... – Бог либо меня не услышал, либо не посчитал должным идти мне навстречу.
Макс прокашлялся и повторил уже более торжественным тоном:
– Агата!
А потом вдруг положил передо мной открытку.
Одноухий чёрно-белый медведь с нашитой на лапу заплаткой держал воздушный шарик в форме красного сердца и смотрел на меня глазами полными безбрежной тоски и абсолютной безысходности. Я осторожно заглянула на оборот и, не веря собственным глазам, прочитала:
«Пускай за окнами снежинки
Для тех, кто любит вечный май!
В моей сердечной валентинке
Три вечных слова прочитай:
Я ТЕБЯ ЛЮБЛЮ!»
Я оторвала взгляд от печатного текста, посмотрела на Глебова и угрюмо произнесла:
– Макс, это не смешно.
– А я и не хотел, чтобы ты смеялась. – Он яростно потёр правую щёку, что делал всегда, когда нервничал. – Ты знаешь, что своим чувством к тебе я бы никогда не стал шутить.
Мне стало очень грустно, а грусть из-за неразделенной любви, даже когда именно ты не разделяешь, не разделяешь и не устаешь говорить об этом в течение последних пятнадцати лет, да наложенная на злость из-за приступа слабости, это... это не оправдание жестокости, конечно, но я так устала. Чувствовать себя виноватой из-за того, что не люблю, из-за того, что он любит, из-за вечной его надежды на то, что всё рано или поздно изменится, из-за моей уверенности в том, что не изменится никогда.
Максик всегда был очень дорог мне, но любовь подразумевает какие-то более глубокие чувства. Буйство чувств. Страсть. Пожар. Лавину, смывающую на своём пути всё. ВСЁ. Планы, принципы, мысли, устремления, карьеру...
На меньшее я не была согласна.
И, как я уже сказала, назвать это оправданием нельзя ни в коем случае, но беда в том, что оправдываться мне было не перед кем. Права Галка Терещенко. Мой внутренний мир стерилен в своей чувственности.
– Значит, не стал бы... – протянула я, откидываясь на спинку стула. Хотелось орать от злости и разочарования, ведь я просила его, просила! А теперь опять жильё искать... Вздохнула.