Муза для чудовища - стр. 39
Сначала раздалось странное шипение, будто большой кошке наступили на хвост, а затем кто-то испуганно охнул. Я подняла глаза и увидела, что никто и не думал смеяться. В зале было тихо, как на кладбище, а в мою сторону не смотрел вообще никто. Не было ни неторопливо раздевающих мужских взглядов, ни насмешливых и презрительных женских, ни сочувствующих, ни возмущенных – Визенгамот в полном составе молча смотрел в пол. Даже Долорес Амбридж... Прости, Господи! Ата Кирабо. А доктор Александр Бурильски, вообще зажмурился. Предатель.
В абсолютной тишине прошла минута, а затем чёрная мамба произнесла, не поднимая глаз:
– Ата Эйо, вы с аритой примерного одного роста, как я смогла заметить. Одолжите ей, будьте добры, свой плащ.
Но помощь незнакомой аты не понадобилась. Я и глазом моргнуть не успела, как на мои плечи опустилась мягкая тёплая ткань, и меня сразу окутал лёгкий запах жасмина со сладостно-терпкой, горьковатой ноткой шафрана.
Сначала я увидела руки. Широкие, смуглые, по-мужски жилистые. Белая футболка. Простая, без рисунка или орнамента, но с треугольной горловиной. Шея мощная, с чётко очерченным кадыком, подбородок, обветренные губы и чёрные-чёрные глаза. Жуткие до головокружения, несмотря на плещущееся в них неприкрытое сожаление.
– Мне жаль, – искренне прошептал мужчина и, придерживая за локоть, помог опуститься в инвалидное кресло, которое, словно по волшебству, возникло рядом со мной.
Хотя какое уж тут волшебство? Прикатил кто-то совестливый. Вон как все перепугались из-за моей безобразной истерики.
– Лучше? – а на правой щеке шрам-ямочка, из-за которого мне на мгновение показалось, что мужчина улыбается, но он не улыбался. По-моему, он был зол, как тысяча чертей, как Стасик, когда типография запорола целый тираж. Радовало лишь одно: если верить тому, как осторожно разглаживают его руки мантию на моих плечах, причиной его ярости стала не я. Не хотела бы я оказаться тем, кто довел его до такого состояния.
Он заметил, на что я смотрю, и уголки его губ дёрнулись.
– Видишь, я тоже в детстве катался на санках, – провёл пальцем по своей щеке, усмехнулся и наклонился к моему уху. – На твой шрам никто не смотрел. Можешь мне верить.
Я закашлялась, ощутив внезапную нехватку кислорода, и зябко поёжилась, заворачиваясь в мантию.
– Плевать. Зато слышали все прекрасно.
– Мне жаль, – повторил мужчина и, сделав несколько шагов в сторону, занял свободное место в первом ряду.
А мне – нет. Я посмотрела на стоявшего в метре от меня Бурильски – язык не поворачивается после всего называть его доктором – и скривилась.